Берегись вурдалака

– Чаликова? – как бы между прочим подсказал Вася. (Надеждой Чаликовой звалась журналистка, одна из главных действующих лиц Абариновой-Кожуховой).

Инспектор как-то странно и чуть искоса посмотрел на Василия:

– Нет-нет, не Чаликова, как-то иначе. Ну и черт с ней. Если вдовушка не виновата, то пускай наслаждается заслуженной свободой на вольном Западе. А коли виновата, так пусть англичане с ней маются.

– Да уж, Георгий Максимыч, железная логика, – усмехнулся Щепочкин.

– По правде сказать, мне во всей этой истории жалко одного – Фредика, – нахмурился Рыжиков. – Выходит, чтобы провернуть монтекристовский побег, эти мерзавки убили своего любимца! Ужас какой-то. И потом, если вдова уехала в гробу, то куда же они девали труп собаки?

Василий уже отворил рот, чтобы высказать свое мнение и по этому поводу, но тут раздался резкий голос Святослава Иваныча:

– Ну вот, милейший Герцен Бардакович, надеюсь, вам ясна концептуальная канва вашей роли в свете широкой панорамы всего замысла! А теперь с места в карьер пройдем самую первую сцену. Господин Городничий, хватит вести посторонние разговоры, возвращайтесь взад на сцену и в образ.

Рыжиков с облегчением кивнул Щепочкину и картинно лег на стол посреди сцены, задрав ноги чуть не к потолку – по замыслу Святослава Иваныча, знаменитый монолог Городничего "Господа, я пригласил вас, чтобы сообщить вам пренеприятнейшее известие" он должен был начинать именно в таком положении.

А Вася Щепочкин, который как Держиморда в этой сцене занят не был, задумался над тем немногим, что ему удалось "вытянуть" из инспектора. Не меньше раздумий вызвала необычная скрытность Георгия Максимыча – обычно он бывал с Василием куда разговорчивее.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ ДАМА С СОБАЧКОЙ БАСКЕРВИЛЕЙ