Калганов гнал по трассе, не отвлекаясь и глядя перед собой. Он все оставил позади: Снежану, погром в квартире, Краснодар… Но трудный день догонял туманами и скользотой. Машин впереди было мало, красные огни их габаритов исчезали в белой клубящейся завесе, а черные поля терялись где-то между небом и землей. Игорь старался не упустить из виду едва различимую дорогу, и напрягался всем телом, чтобы почувствовать сцепление шин с асфальтом.
Затея Калганова была дурацкой для любого здравомыслящего ума, но здоровая мысль — это не то, что преобладает в голове человека, заболевшего любовью. И тут уже не важно, свалились ли чувства внезапно или подкрадывались постепенно, предательски отвоевывая уголок за уголком, в любом случае мысли становятся навязчивыми, сердце бьется, словно хочет вырваться из грудной клетки, гормоны бушуют, а воображение становится воспаленным. Разве это не болезнь?
Ехать в ночь под Новый год, по жуткой дороге, к поправшей всю его гордость женщине, важную часть жизни которой составляет дерзкий старик с ружьем? Стремиться предстать перед ней именно до того, как пробьют куранты? Мчаться триста километров, просто чтобы заглянуть ей в глаза? — Да, так! И только так! — сказал бы Калганов и прибавил газу.
Увы, сотрудник ГИБДД Илья Пухаренок, злой на весь мир за то, что дежурство выпало в праздник, а также не снискавший счастья в личной жизни, вынырнул из-за кустов возле станицы Динской и поднял полосатую палочку с коварной усмешкой царя Менелая, препятствующего встрече Париса и прекрасной Елены из Трои.
Ругнувшись, Калганов свернул к обочине и остановил автомобиль.
— Превышаем. Документики, — потребовал Пухаренок, предварительно представившись по форме.
Игорь протянул документы и улыбнулся натужно:
— С наступающим! К женщине спешу. Извините, если немного нарушил.
— А чего к ним спешить-то? — проворчал Пухаренок, которому на днях дала от ворот поворот пышнотелая Людмила, продавщица из сельмага. — Немного, говорите? Сто семьдесят километров в час при такой видимости — это не пустячок. Давайте-ка на алкоголь проверимся.
— Я не пил, — с трудом сдерживаясь, сказал Игорь и достал еще одну купюру из портмоне.
Пухаренок якобы равнодушно взглянул на деньги и потребовал:
— Выйдите из машины, гражданин Калганов.
— Какие проблемы вообще? — вспыхнул тот.
— Выйдите из машины, — повторил инспектор и поманил кого-то жезлом. — А номера почему московские?
— Служебные.
Игорь увидел краем глаза второго представителя властей, спешившего из темных кустов. Пришлось подчиниться. Калганов с беспокойством взглянул на часы на запястье — стрелки ползли к полуночи слишком быстро, слишком! Черт!
— Я тороплюсь, давайте скорее!
— Торопиться надо не спеша, не превышая 90 километров в час вне населенных пунктов — в соответствии с правилами дорожного движения, — глубокомысленно изрек Пухаренок.
В фойе культурного центра у Наташи разбежались глаза: лакеи в ливреях с позументами и седых париках принимали у посетителей верхнюю одежду, на лестнице совещались о чем-то четверо гусар, а у колонн, у гардеробной, на входе в зал важно дефилировали дамы, одетые в пышные платья, пусть и не совсем Викторианской эпохи, но вполне приличествующие такому событию, как бал. Судя по благостному облегчению на лицах, многие приглашенные, как и Наташа, на балу были впервые и, возможно, так же до последнего опасались, что окажутся «белыми воронами» среди одетых современно гостей.
Мужчины были во фраках и смокингах, с бабочками и без них, имелась пара военных с соответствующей выправкой и даже один казак с саблей. Наверняка на Юрия Васильевича с его квадратной фигурой и выступающим пивным животиком фрака не нашлось, поэтому он ограничился добротным костюмом. Подав Наташе руку, спутник провел ее в залу, украшенную алыми и зелеными лентами и маленькими искусственными елочками на высоких тумбах. В глубине невысокой сцены, в алькове из присобранных портьер, разместился симфонический оркестр. Фрачные музыканты грянули «Марш Радецкого» Штрауса, зал наполнился живыми звуками, и Наташа благодарно взглянула на потеющего от волнения Юрия Васильевича.
— И правда бал! — радостно воскликнула она, еле сдерживаясь, чтобы не захлопать в ладоши.
— А как же, — крякнул тот и промокнул платком покрасневший лоб.
Величественная и очень широкая дама в бело-голубом наряде встретила их у входа и, посмотрев на билеты, чинно известила, что здесь есть зал Дебютантов, где можно вспомнить, как танцуют вальс или польку, и просто двигаться, не стесняясь; есть Бальный зал и Фуршетный, есть Зал для покера и Молодежных увеселений.
Наташе выдали Бальную книжку и веер, объяснив хитрости его использования, которые она с восторгом запоминала. Боже, боже, здесь все было по-настоящему: паркет, скрипачи, манеры, пастельные, как цветочные бутоны, туалеты! Разве только Юрию Васильевичу здесь было явно не по себе.
«Тем более ценен его поступок. Практически подвиг и самопожертвование», — решила Наташа и озарила его улыбкой.