Под «Полонез Огинского» они проследовали в Фуршетный зал. На устланных белоснежными скатертями столах выстроились рядами бокалы с шампанским, на многоэтажных блюдах не иссякали тарталетки и миниатюрные угощения.
— Жалко, Оливье тут нет, — вздохнул Юрий Васильевич и положил на картонную тарелочку пятую тарталетку с крошечными кусочками ветчины.
— Жалко, но в благодарность за приглашение обещаю угостить вас очень вкусным Оливье, по старому секретному рецепту. Дедушка точно не съест все до утра, — лучезарно пообещала Наташа, заставив спутника зардеться и проглотить тарталетку, не жуя.
Наташу закуски не интересовали. Только чтобы составить компанию Юрию, она взяла шампанское и пирожное. Впрочем, здесь, как и в других залах было любопытно рассматривать людей, в большинстве своем столь современных и лишенных аристократичности, что бальные наряды и гусарские мундиры на них казались чем-то чужеродным. Конечно, не балетная пачка на трактористе, но далеко не комильфо. Тем не менее, дело было совсем не в костюмах, а в чем-то несравнимо большем. Молодежь шутила, усиленно пытаясь обойти в речи привычный слэнг и возродить язык Пушкина. Мужчины вспомнили о галантности и достоинстве, дамы — о том, что они дамы…
«Все же это прекрасно, — размышляла Наташа, поигрывая пластиковым веером, — люди тянутся к тонкому, к культуре, к изяществу. Даже Юрий Васильевич». И сама с гордостью почувствовала себя причастной к возрождению губернских традиций и русской культуры, так беспощадно утраченных в обществе потребления и всепоглощающей коммерции.
Наташа терпеливо дождалась, когда ее внушительный ухажер, наконец, оторвется от фуршетного стола, и они вернулись в Бальную залу. Под Венский вальс юноши во фраках закружили девушек в белых платьях. Под звуки вальса их юбки взметались над паркетом, позволяя видеть туфельки и тонкие щиколотки, затянутые в чулок. Профессиональные танцоры, — догадалась Наташа и была очарована: ей хотелось стать юной, тонкой, звонкой, чтобы кавалер так же легко поднимал ее, как ту очаровательную прелестницу в диадеме на пепельных волосах. Но Юрий Васильевич пыхтел, отирал пот и, судя по взглядам в сторону фуршета, опять мечтал о бутербродах. Он изредка вынимал мобильный телефон из кармана и отвечал кратко: «С Новым! Спасибо! Я перезвоню». А затем скучал и мучился, отчаянно скрывая зевоту.
Наташа мысленно приколола к его лацкану алую гвоздику как медаль за терпение и отдалась магии оркестра. Ужасно-ужасно хотелось танцевать самой. Молодежь плясала польку «Анну» Штрауса, и Наташа невольно старалась запомнить движения. Затем был менуэт, совсем не сложный, в котором можно было просто повторять то, что делали соседи справа или слева.
Юрий Васильевич наклонился над ее ухом. Наташа с горящими от восторга глазами взглянула на него.
— Как прекрасна живая музыка, вы не находите? Просто наслаждение слушать и чувствовать, не правда ли? — спросила Наташа. — И так хочется танцевать!
— Угу. Я еще пойду, возьму перекусить, — ответил кавалер.
Наташа кивнула и проглотила разочарование. Все-таки эта сказка была ненастоящей. Она и не могла быть иной.
В отсутствие кавалера Наташу пригласил на вальс молодой человек из профессиональной группы, и хоть на несколько мгновений она почувствовала бал во всей его красе: когда сильные, внимательные руки партнера ведут в танце, и твои ноги, все тело отвечает ему в такт. Можно было даже не надо задумываться, как переступать и когда, не нужно было считать «раз-два-три», достаточно просто плыть, подчиняясь мелодии и умению мужчины, чувствовать себя легкой, будто мотылек, сколько бы килограммов в тебе ни было. Прекрасно! Наташа наслаждалась, ощущая себя вновь гибкой и юной, словно с каждым шагом, с каждым поворотом к ней возвращалась утраченная за годы беззаботная женственность…
Но, увы, в конце концов музыка прервалась. Молодой человек элегантно поклонился, Наташа присела в реверансе, а затем пошла к колонне, у которой вновь занял пост истомленный этикетом Юрий Васильевич. Поймав себя на раздражении, Наташа тут же принялась мысленно называть эгоисткой: человек потратился на ее наряды, на билеты и ради нее остается здесь, а не там, где ему бы хотелось — дома в уютных тапочках, на диване у телевизора, с тарелкой винегрета и лоснящимся от жира, здорово подрумяненным куском утки с яблоком. Наташа продолжала корить себя, растрачивая понапрасну чудесное послевкусие вальса, и только робкий голос вопрошал откуда-то из глубины души: а разве я ему чем-то обязана? Разве это было не его решение? И почему все не так, как хотелось?
На самом деле, ответ был элементарен и известен Наташе давно — просто Юрий Васильевич был не тем, кого она ждала. Их встреча была компромиссом, расчетом скучного ума и страхом одиночества, и потому не было радости, той самой химии, потому не было и не будет понимания и взаимной благости, создающей между людьми связь.