Береговая операция

Соловьев ждал, пока Никезин, выстукивавший «Августина», услышал ответные позывные. Он принял сигнал: «Слушаю вас, перехожу на прием».

— Давай, — кивнул он Соловьеву.

Соловьев начал диктовать: «Киевлянин завершает дело, готовится к отъезду. С ним восемнадцатый. К посланному с малышом перстню без камня найден бриллиант. Жду указаний. Перехожу на прием».

Никезин тихо расшифровывал текст: «Бриллиант направить с восемнадцатым. Подтверждаем встречу и в Киеве. Выезд восемнадцатого сообщите. Монахине ждать указаний. На связь выходить регулярно».

— А кто такая эта монахиня — спросил Никезин когда они отъехали.

— Будешь много знать, скоро состаришься, — ответил Соловьев. — А у тебя жена молодая, стариться тебе, никак нельзя.

При упоминании о жене Никезин сморщился, сплюнул в открытое окно машины и отвратительно выругался.

Оперативники проследили за такси 39-91 до самого выезда из города. Дальше по открытой местности за машиной следовать было нельзя, и они остались ждать ее возвращения. Оперативников на их посту сменили радисты. Они запеленговали передачу, определив довольно точно, из какого района она велась, и передали текст телеграммы шифровальщикам.

На этот раз телеграмма появилась на столе полковника Любавина уже в расшифрованном виде. Первую телеграмму на месте прочесть не удалось. Ее переслали в Москву, и московские шифровальщики нашли ключ к этому ранее неизвестному шифру.

Любавин внимательно прочел телеграмму и вызвал к себе Чингизова.

«Монахиня»

Выполняя просьбу полковника Любавина, херсонские оперативники попытались расширить круг сведений о Черемисиной. Они установили, что Елена Черемисина училась в местном педагогическом институте и в начале войны перешла на четвертый курс. В институте архива не сохранилось, документы сгорели во время бомбежки, так что добыть фотографию Черемисиной не представлялось возможным. Один из старых преподавателей института помнил эту студентку и назвал одну из ее подруг, которая сейчас преподавала литературу в вечерней школе. Нашли эту подругу. У нее, к сожалению, фотографии Черемисиной не было. Но учительница вспомнила, что Лена Черемисина очень дружила с одним молодым врачом, которого звали Алеша, а фамилия, кажется, Никодимов. Где он сейчас, она не знала, но помнила его отчетливо — он был худощавый, очень близорукий, носил очки с толстыми стеклами. «Леночка в шутку даже говорила, — рассказывала учительница, — что это очень хорошо, что Алеша так близорук, он не будет замечать ее веснушек».

Врач, Алексей Никодимов, близорукий, — это уже были приметы. И они привели оперативных работников в живописный городок Цюрупинск, что расположен по другую сторону Днепра, невдалеке от Херсона.

Врача районной поликлиники Алексея Ивановича Никодимова они застали дома. Он принял их очень любезно и был немало удивлен, когда лейтенант Валуев, ведший розыск, заговорил с ним о Елене Михайловне Черемисиной.

— Вы тоже знали Елену Михайловну? — спросил он взволнованно.

— Простите, доктор, а почему вы говорите знали? Разве вы не поддерживаете с ней дружеских отношений? Простите, это глубоко интимный вопрос, но мне рассказывали, что вы с ней были очень дружны, и подруги даже считали, что Лена выйдет за вас замуж. Что же изменилось в ваших отношениях после войны?