Береговая стража

За первой дверью, им распахнутой, баловался с двумя девицами невероятный толстяк – отродясь Федька не видывала такого гигантского голого брюха. За второй на двух кроватях резвились две парочки, и девицы взвизгнули, увидев суровую Потапову физиономию где-то на высоте потолка и фонарь в высоко взнесенной руке.

– Гляди, сударыня, – сказал Потап.

Федька встала на пороге – и тут же зажмурилась.

– Никого не признаешь?

Где-то далеко в воображаемом мире явился сундук, вроде тех, с которыми путешествуют из Парижа в Санкт-Петербург, набив их модными платьями. Крышка откинулась, из сундукова нутра хлынул свет, ударили в разные стороны лучи от бриллиантовых граней, и стало ясно: это – приданое.

Федька открыла глаза и посмотрела на возмущенных мужчин.

– Нет, никого…

– Пошли.

Их проводила возмущенная ругань опомнившихся любовников.

В коридорчике Потап почесал в затылке.

– Может, еще в светлице кто прячется? Идем в разведку. Где тут у нее лестница?

Но туда выбираться не пришлось – сверху брел кто-то, неуверенно ставя ноги. Сперва Федька увидела босые ступни, потом – голые икры и колени, подол рубахи… Наконец явилось и лицо.

– Пресвятая Богородица! Сенька! – воскликнула Федька.

– Званцев? – уточнил Потап.

– Званцев! Сенька, ты что тут делаешь?!

– Не шуми, – одернул Федьку Потап. – Видишь – ни черта не соображает. Основательно назюзюкался. Ну, слава те Господи, сыскали. Теперь его надобно одеть и увезти.

– Сенька, Сенька! – Федька изо всех сил встряхнула собрата по береговой страже, но Потап был прав – красавчик выпил больше, чем позволяла натура, хотя и меньше, чем требовала душа.

– Я выведу его на морозец, потычу харей в сугроб, а ты снеси сверху его штаны и что там найдется. Завернем в мой тулуп, с ветерком доставим к господину Световиду.

– Вот дурак! – сердито сказала Федька и пошла наверх. Там действительно оказалась крошечная комнатка, в которой одна кровать и помещалась. На кровати спала кверху задом девица пышного сложения – костлявых Гросманша не держала, сама она тоже была весьма аппетитна.

Федька на ощупь нашла и штаны, и жилет, но под кровать за чулками и башмаками не полезла. Когда она спустилась, Сенька уже что-то бормотал, уже руками махал, пытаясь ударить Потапа.

– Ну-кось, я его держу, а ты ему ногу задирай да в штанину встромляй! – велел Потап.

Сенька влезать в штаны не желал, брыкался. За это получил от Потапа умеренный подзатыльник. Обидевшись, Сенька расслабился и повис в потаповых объятиях, как толстый жгут мокрого холста. Кое-как Федька натянула на него штаны и заправила в них рубаху.

– Довольно с него, – сказал Потап. – Не то до утра провозимся. Везти-то недалеко – чай, до смерти не замерзнет.

И тут раздался хохот – такой, что Федька ойкнула. Люди так адски не смеются – это она твердо знала. Следом добавился возмущенный женский голос – он выкрикивал немецкие слова, и не требовалось переводчика, чтобы уразуметь – женщина кроет кого-то в хвост и в гриву.

– Опять бед натворил! – воскликнул Потап.

Но когда он, одной рукой прижимая к себе Сеньку, другой распахнул дверь в горницу и увидел беду, то захохотал еще пуще – басом, да таким, что хоть приглашай в театр за сценой гром небесный представлять.

А было вот что. Гросманша, имея от роду не более сорока пяти лет, еще могла нравиться. Оставшись с ней наедине, Дальновид тут же предложил ей слиться в страсти. Она, зная, что времени у него мало, назначила приемлемую цену – четыре рубля. Он согласился и, чтобы не терять ни минуты на барахтанье в объятиях, попросту развернул Гросманшу спиной к себе и нагнул над канапе, а она уперлась руками в спинку. Тут же он задрал многослойные юбки, быстро изготовился к атаке и радостно устремился вперед.

Но канапе, как и полагается, стояло у стены, на которой висели акварельки и гравюрки в рамочках. Вид этой стены, а также вид пышных округлостей немки как-то странно подействовали на Дальновидову память. Возникли вирши, сразу же преобразовались, совпали с ритмом первых движений, удержаться не было сил. И тогда, когда бы лучше помолчать, он заговорил:

Стоит телесно,
К стене примкнуто,
Звучит прелестно,
Быв кляпом ткнуто!

Все это было настолько нелепо, что Дальновид не выдержал и захохотал во всю глотку. А Гросманша, не поняв, в чем дело, решила, что показалась кавалеру смешной, и возмутилась так, словно ей за честный труд ни гроша не заплатили.

Федька, сунувшись в комнату вслед за здоровяком, ахнула и отскочила. Потап, отступив в коридор, захлопнул дверь.

– А чего ж ты хотела, сударыня? – отгрохотав, осведомился Потап. – Мы, чай, не в святую обитель пришли. Ну, помогай вытаскивать дурня.

На крыльце он поднял босого Сеньку, укутанного в тулуп, на руки и бегом донес до санок.

– Гони, брат, – сказал извозчику, когда следом прыгнула Федька. – А господин Никитин сам прибежит, ему полезно по морозцу побегать!

Но Дальновиду после Потапова вторжения было уже не до амурных утех. Он успел задержать сани и тоже туда повалился, обхватил Федьку.