Береговая стража

Это не могла быть Анюта – той хватало сейчас забот из-за откупщика, и рисковать она бы ни за какие коврижки не стала. Это не могла быть Марфинька Васильева – девушка из богатого дома никогда одна не остается, а подкупать девок она в шестнадцать лет вряд ли выучилась. Так кто же?

– Ясно же, кто приказал – братья Ухтомские, вот и Мироброд в письме про то написал, – напомнил Выспрепар.

– Ухтомские ли? – спросил шустрый Дальновид. – Слишком явно тянется дорожка к этим господам. Проверять надобно, братцы сильфы, каждое слово проверять! И даже коли Ухтомские – не может быть, чтобы гвардейцы, офицеры, сами до того додумались!

– Уведи этого пьяного селадона, Григорий Фомич, он стоя спит, – сказал Световид, словно бы не слыша товарищей. – Ну, Фадетта, каково?

– Отлично, Световид, – упрямо вздернув подбородок, отвечала Федька. Она не имела права показать, что обеспокоена еще одной женщиной, вклинившейся между ней и Румянцевым.

– Отлично, – согласился он.

Глава восемнадцатая

Лиза следила за развитием событий и тихо радовалась. Девки исправно доносили о занятиях супруга. И о том, что явился с докладом Матвеич, тоже сообщили. Лиза знала, что Матвеичу велено купить зелье, вроде знаменитой «аквы тофаны», которое отправляет людей на тот свет. Ей очень хотелось знать подробности, и потому она воспользовалась чуланчиком, примыкавшим к кабинету, где загодя, несколько лет назад, была проделана в стене дырка. Чуланчик она посещала редко, обычно все необходимое муж сам выбалтывал. После того, как неизвестные благодетели спасли убийцу Глафиры Степановой, за мужем нужен глаз да глаз: ну как сделает опасную глупость? Да и за Матвеичем также.

– Передано вместе с задатком, – говорил незримый Матвеич. – Баба там жадная, да ей и Полкашка много чего наобещал, а он, хоть страшнее, чем смертный грех, малый речистый. Одно плохо – зелье-то Волчок добывал, а где он, что с ним, – неведомо. Так-то, добрый барин. Хорошо, коли он уже преставился и все, что знает, с собой на тот свет поволок. А прочее – как задумывали.

– Зелье надежное? – спросил супруг.

– Когда ж я что ненадежное делал? Обижать изволите. Зелье проверенное.

– Кем, как?

– Про то у Волчка надо бы спрашивать. Сказывал – самолично проверил, едкое и злое. Тот, на ком испытывали, близок к смерти. Смерть, правда, тяжкая, что уж говорить. Но он – мужичина крепкий. А субтильное создание недолго промучится. Не извольте беспокоиться.

Лизе не было нужды подглядывать, она и так представляла себе эту картину: супруг сидит в кресле, напротив стоит Матвеич с видом нарочито почтительным. Он, как и жена, умел внушить супругу умные мысли так, что тот вскоре начинал считать их своими. Вот только забавно, что сотрудничать с ловким Матвеичем приходится таким странным образом, через посредника. Он, очевидно, все еще считает ее красивой и не слишком умной барыней. А она ему цену знает. С первой встречи отметила: глаза у этого плешивого проныры умные. Если бы не он – не было бы у Лисицына особняка, драгоценностей, Желанного с Любезным. Не стать ему выгодным женихом. Не сказала бы тетушка Авдотья: «Не пробросайся, Лизка! Голодранца всегда найти успеешь, а этот – жениться хочет!» И уже не понять – клясть Матвеича за его проделки, благословлять ли…

Живя с немилым, поневоле примешься мечтать о взлете, о победах в высшем свете, о придворных балах и карточной игре за столом самой государыни. Иного-то уже не остается.

– Что камердинер? – спросил супруг.

– В надежном месте, и туда к нему будет доставлен нужный человечек, опросить и записать показания. И тут же им будет дан ход, коли вы, барин, не поскупитесь.

– Много ли просит?

– Для начала хватит ста рублей.

Лиза мысленно простилась с изумрудным глазетом, который присмотрела во французской лавке. Для будущих побед ей непременно требовалось ярко-зеленого цвета платье, которое видно издалека. И вот оно ускользало – но ненадолго.

– Надобно поторопиться, – сказал супруг, выдавая Матвеичу деньги. – Черт его разберет, где Волчок, так что, пока не сыскался… ничего не разнюхали?..

– Есть у меня подозрение.

– Какое?

– Такое, что вокруг вас, добрый барин, петли вьют.

– Полиция? – помолчав, спросил супруг. – Ну так тем делам уж срок вышел, кто ими станет заниматься. Каждый день новых прибавляется.

Матвеич ничего не ответил, но это молчание, если перевести на слова, говорило: так-то так, да ведь и не простые люди в управу благочиния жаловались.

Судя по всему, ответное молчание супруга означало: да и пусть жалуются на здоровье, пока у нас обер-полицмейстером дурак Рылеев, можно хоть памятник Петру Фальконетовой работы ночью унести – и следа сыщики не возьмут, ибо подбирает их себе под стать.

– Ступай, братец, – сказал наконец Лисицын. – И следи, и доноси. Как только что новое – чтоб я сразу знал.

– Донесу тут же.