Беременна от мажоров

— На войне все средства хороши, — сплевывает сгусток крови на пол. — Сука!

Отец теряет контроль. Шаг, он замахивается и отвешивает брату оплеуху.

— Миша, — мама воет, закрывая рот ладонями.

— Мне стыдно, что ты мой сын! Уберите это существо с глаз моих! Заприте в комнате, телефон, компьютер, все гаджеты изъять. Пусть посидит и подумает над своим поведением! А я буду думать над его наказанием. Ты поступил низко, сынок, не только по отношению к своему брату, но и по отношению ко всей семье. Как подросток. С низким уровнем развития. Мы, Назаровы, добиваемся целей честным путём. Это — главное правило семьи.

Черт, мне даже стало жаль брата. Но совсем чуть-чуть. От него отвернулись все. Даже мать. Она не пришла к нему в комнату, чтобы позаботиться о ранах после драки.

Охранник уводит Антона в дом, он рычит, как бешеный пес, очередные гадости, но я его не слушаю. Меня отпускают. Утырок получил своё. Вне себя, я хватаю телефон брата и швыряю его бассейн. Подлый, жалкий кусок грязи. Выставил меня полным урод перед любимой. Это ж надо было до такого додуматься? Провернуть целое дело! Стащить мои вещи, нанять оператора и монтажиста. Писец. У меня нет слов.

— Артём, — Яна жалобно хнычет. Я чувствую, как маленькие и тёплые ручки девушки обвиваются вокруг моей талии. Она стоит позади меня. Кладёт голову мне на спину, вздрагивает.

— Прости меня. Прости, что поверила этому недоноску. На самом деле это он относился ко мне, как пофигист? Нет у него никаких чувств? Правда?

Я молчу. Киваю, сжимаю её ручки на своём животе. Её тепло, её сладкий голос успокаивают. Не хочется признаваться, но её вопросы — вовсе не вопросы, они звучат как утверждения. Моя вина. Не надо было взывать его к совести, заставлять, угрожать. Сам бы заботился о малышке. Своей правильностью сделал только хуже.

— Поверить не могу. Он такой негодяй… Я потрясена. Артист, блин! Но да, он ведь в последнее время стал намного реже со мной видеться. Изменял, наверно. Противно. Почему я раньше не догадалась? Просто была слишком счастлива. Антон играл очень убедительно.

— Да, он очень хитрый и подлый человек. Я всегда его жалел и прощал все его выходки, потому что он мой брат. Близнец. Мы даже больше, чем братья. Мы ведь копии, так я себя убеждал. Но на деле — копии лишь снаружи. А внутри — небо и земля. Золото и навоз, млять, — хмыкаю. — Хотел быть правильным. Ничего ведь важнее семьи нет на свете. Семья — это всё. Но не в этот раз. Не знаю, смогу ли я его простить. Может быть. Когда-нибудь. Когда пройдёт время, пролетят года. Даже не знаю, что должно измениться, чтобы я его простил.

— Артём, Господи боже! Ты ранен. Идём, я позабочусь о твоих ранах, — внезапно рядом с нами выросла маман.

— Анфиса Григорьевна, давайте я об этом позабочусь, — Яна взяла меня за руку, повела в сторону дома.

— Хорошо. Я не против. Нам всем нужно выпить чаю и успокоиться, — она похлопала нас по плечам. — Я распоряжусь, чтобы накрыли стол на летней веранде. Кстати, Яночка, как там малыши? Не пора бы их кормить?

— Они с няней, гуляют в саду, спят. Я жду её звонка, когда они проснутся.

— Ясно, — мама окинула девушку пристальным взглядом, её глаза заблестели от восторга. — Кстати, это платье тебе очень идёт, ты восхитительна. Правда, Тёма?

— Нет, ма, — пауза, я притягиваю Мармеладку теснее к себе, обнимаю её стройную талию и, наслаждаясь тем, как по её нежной шейке от моего шепота бегут мурашки, шепчу Яне в ушко: — Она идеальна.



Эпилог

Какое счастье, мы остались вдвоём. Теперь можно выдохнуть. Отпустило. Антона увели под замок, Яна со мной, все точки над «i» расставлены. Антон, конечно же, сопротивлялся, когда его тащили в сторону дома, но быстро успокоился, получив подзатыльник от отца. Недоносок. Не думал, что когда-нибудь это скажу, но я его ненавижу.

Не моргая, я смотрел на Яну и не мог оторваться от милого личика девушки. Какая заботливая. Она осторожно обрабатывала ватным тампоном мои сбитые до мяса костяшки, кривилась, дула на ранки, смешно поджимая губки, успокаивала нежным голосом: «Не больно? Так не больно? Потерпи, пожалуйста, я быстро».

Я не смог сдержаться. Поддался вперёд, обхватил малышку за затылок, рванул на себя и накрыл её сладкие губки своими. Да! Я так долго ждал этого момента! Как зек в тюрьме ждет своего освобождения. Я голодный. Неимоверно сильно хочу её слопать. Целовать. Любить. Ласкать. Связать с ней свою судьбу до самой старости. Нет, даже больше. До самой смерти.

— Артё-ё-ём, — всхлипнула моя куколка, прижимаясь ко мне губами плотнее, потерлась носом о щёки, задрожала, когда я обнял её покрепче, потянул на себя и усадил на колени.

— Люблю тебя, Мармеладка, очуметь как люблю! — целую пылко, с жадностью сминаю ее губы своими губами, как мармелад, проникаю языком в любимый ротик. Поглубже, порезче, задевая все самые чувствительные точки под её хриплые стоны и вздохи. Кругом голова. И у нее, и у меня. Яна всё так же пахнет мармеладом. Этот запах — моя слабость.