— Какая же ты красивая… Всех слов мира не хватит, чтобы описать то, что я к тебе чувствую, — зарываюсь пальцами в её волосы, притягиваю ближе к себе. Она ложится головой на мою грудь, вздыхает, пытается отдышаться после моего напора. Вот так, хорошо и спокойно. Неужели в моей бестолковой жизни настала заветная гармония?
— Подожди, твои раны, — она улыбается и задыхается. — Надо наложить мазь. Тебе больно?
— Да, очень. Больно. Но не рукам… А там, в штанах. — Девочка краснеет и хихикает, когда я начинаю ёрзать своим припухшим бугром по её попке. — Жаждешь реванша? Как тогда, в твоей квартире?
— Неимоверно. Ты мне снишься по ночам. Точнее, наша с тобой шалость. Но я устала видеть сны. Я хочу чувствовать тебя в реальности.
— Моя маленькая… — ещё один поцелуй, в висок. Я подхватываю Яну на руки, сажаю на диван, а сам резко падаю перед ней на колени. Запускаю руку в карман. Нащупываю там маленькую коробочку из бархата в виде сердца и протягиваю её девушке. Щечки Яны мгновенно розовеют, над уголками губ сияют любимые ямочки. Она закрывает рот ладошками, сдерживая крик радости, ресницы становятся влажными.
— Так что, малыш, ты выйдешь за меня? Я тоже подготовился. Давно заказал ювелиру кольцо. Хотел сделать предложение в более романтичной обстановке, но не могу ждать. А вдруг случится ещё какая-нибудь херня?
Не отдам тебя никому. Ясно! Больше всего на свете я боюсь потерять тебя. Прошу, скажи, что ты станешь моей.
— Тёма! Конечно, я… я, — она расплакалась. — Я люблю тебя. И, кажется, любила только тебя. Всегда. Как и ты, считала, что будет неправильно, если я выйду замуж за того, кто не окажется отцом малышей. Боже, моя правильность чуть не стала моей бедой.
— К чёрту бумажки. Они наши. Пусть будет так.
— Да, пусть будет так. Скажем это всем. Пусть наши родственники и друзья думают, что отец — ты.
Я надел на пальчик любимой золотое кольцо с крупным драгоценным камнем, и мы с Мармеладкой слились в долгом, страстном поцелуе.
Вечером состоялся семейный ужин. От напряжения в комнате мигал даже свет. Взявшись за руки, мы вошли в обеденный зал. Сели рядом, подальше от брата. Да, Антон тоже присутствовал на трапезе, в сопровождении Славы — папиного «секьюрити». Оскалившись, он молча пялился в тарелку. Ему сейчас, наверно, капец как стыдно чувствовать себя изгоем и полным лузером. Отец назвал его ошибкой семьи.
Через минуту в комнате появился папа. Он занял своё место, хмурым взглядом мазнул по всем присутствующим. Такой грозный, до дрожи во всем теле. Папа страшный человек, когда ему испортили настроение.
— Я долго думал и принял решение. Оно далось мне через силу, — заговорил он хриплым, строгим голосом. — Яна и Артём, — сделал паузу. — Хочу, чтобы вы поженились. В свидетельстве о рождении близнецов в графе «отец» будет стоять имя «Артём Назаров». Артём, ты возглавишь компанию семьи. Это решение неоспоримо.
Уф. У меня закружилась голова. Яна крепче сжала мою руку, налила мне воды в бокал. Я осушил его залпом. С ума сойти.
— Теперь насчёт тебя, Антон, — голос Назарова-старшего стал грознее. — На следующей неделе ты уезжаешь в Европу. В закрытую военную академию. Там из тебя сделают настоящего мужика. Выбьют весь навоз из твоей непутёвой башки. Это решение тоже не оспаривается.
— Ч-что? Отец! Ты тронулся?
Мы все разом открыли рты от удивления.
— Молчать, — грохот кулака по столешнице. — На четыре года. Я уже обо всём договорился. Если ты против, тогда скатертью дорожка из нашей семьи. Или принимаешь моё решение и подчиняешься, или валишь на все четыре стороны, и я лишаю тебя наследства и фамилии.
— У тебя нет сердца.
Психанув, Антон пнул стул и выскочил вон из комнаты. Даже мама не рискнула вмешиваться. Она расплакалась молча. Утёрла нос салфеткой и притихла, как мышь.
Ну и ну. Честно, я не ожидал такого поворота. Но отец прав. Антона надо воспитывать. Другая среда должна его изменить. Там не будет ни крутых тачек, ни сиськастых тёлочек. Всё равно что тюрьма.
Антон