Беременна по принуждению

– Я собиралась сказать! Не говорила только из-за Паши! У них были такие чудесные отношения! Ребёнок его обожал! Отец не тот, кто родил, а кто воспитал!

– Ага, а я думал, этот юродивый называется Аленем. Не бреши, пожалуйста! Отец прав, тебе лучше держаться от брата подальше! Ты и его сделаешь лживым и изворотливым!

– Это лучше, чем как ты: жестокий и бессердечный! – кричала она и давала мне пощёчину.

Я пожимал плечами и молча уходил. Подумаешь, переживу!

Мама пыталась просить прощения, я махал рукой и оставлял ей денег. Ей всегда не хватало содержания отца.

После того как он её отселил и лишил права видеться с Пашкой, мама пустилась во все тяжкие. Разве что на наркоту не подсела! Так продолжалось полгода, а потом она резко успокоилась. Отец пригрозил, что урежет втрое её содержание.

– Я не прощу ему, что оторвал сыновей от матери. Паша, наверное, скучает. Неужели ты не понимаешь, что нам надо увидеться? Привези его, умоляю!

Я отрицательно мотал головой и уходил. Предавать отца я не собирался. Да и Пашке это ни к чему, только душу травить.

Вырастет – сам решит, общаться ли ему с матерью, которая своей ложью чуть не лишила их обоих сытой, безбедной жизни и миллиона возможностей, которые предоставлял отец.

Прошло больше десяти лет, а я помню тот разговор на следующее утро:

– Мать и брат будут теперь жить отдельно.

Отец выглядел ужасно, будто пробухал неделю. Глаза ввалились, лицо помятое, галстук сидит криво.

– Нет, – тихо возразил я, сжав кулаки. – Мать пусть уходит, это ваши дела, а брат останется.

– Он тебе не брат. Только по матери, этой потаскухе. Гены ещё те! Мразота, словом! И пусть скажет спасибо, что я не заплатил за удовольствие лицезреть её повешенной на суку! Неужели ты полагаешь, что я смогу спокойно видеть его… лицо каждый день?

– И не надо. Отправь учиться. У нас есть деньги.

– Я не для того их зарабатывал, чтобы спускать на ублюдка! Пусть его папаша, если найдётся, и оплачивает хотелки!

В эти минуты мне было ещё хуже, чем отцу. Чувство ненависти к матери и её поступку заполонили меня без остатка, если бы сейчас я стал свидетелем её гибели, наверное, и пальцем  бы не пошевелил, чтобы помочь.

Да, она моя мать. Но должна ответить за боль семьи.

– Если ты выгонишь брата, я уйду с ними, – поджав губы, произнёс я. – И не думай, что мы будем жить на твои подачки. Сам меня натаскивал, я научу мать, где найти адвоката, который отсудит у тебя приличное содержание. И этот дом. Не сомневайся. Но я предлагаю тебе оставить Пашку и выгнать мать. Отправь брата учиться.

В итоге меня избили. Заперли на две неделе в комнате, обрубили все связи с внешним миром. А когда отец остыл, то попросил прощения. Впервые в жизни. И в последний раз.

Брата я отстоял.  Через полгода он отправился в закрытый пансионат  для детей богачей. А потом и за границу.

Но я запомнил этот урок на всю жизнь.

«Все бабы – лживые суки. Это у них в крови. Никогда не верь мужчине, который клянётся в верности, а женщине и подавно. Делай вид, что веришь, пока не убедишься во лжи, – говорил отец. – А когда это случится – накажи так, чтобы больше было неповадно».

Теперь пришло моё время убедиться в его правоте.

– Да, Максим Викторович, всё так и было. Она купила именно это, – женщина напротив передала мне флешку, на которой содержался подробный фотоотчёт о прогулке Белоснежки по торговым рядам. Когда она думала, что за ней никто не следит.

Глава 10

* * *

Я не видела Ветра два дня, и всё это время провела в тревоге. Вроде бы и не с чего было волноваться, я всё сделала, как и планировала, но душу грыз червячок сомнения: всё ли? Как надо ли?

Даже аппетита особо не было,  только ожидание, что сейчас я в самом центре затишья перед бурей. Слуги, молчаливо выполняющие свои работы по дому, со мной почти не общались, да и я не испытывала желания разговаривать с нахально-услужливой Яной или доброжелательно-вежливой Ларисой, набивающейся мне в личное услужение. Наверное, чтобы лучше за мной приглядывать.

Вечером, на исходе второго дня, мне сообщили, что муж просил надеть к шести часам вечернее платье и заказать парикмахера на дом, потому что мы едем в театр. И это встревожило ещё сильнее.

Днём приехал парикмахер из салона на Краснопресненской, я видела вывеску этого рая красоты, но ни разу даже не поинтересовалась прейскурантом. Зачем, тогда это было мне не по карману.

 А вот сейчас решила не экономить. Раз уж сидишь в золотой клетке, надо пользоваться тем уходом и возможностями, что она предоставляет.

Платье я выбрала облегающее, почти в пол, с длинным разрезом, начинающемся от средины правого бедра. Вульгарное, провокационное, насыщенно-голубое, оно было полностью во вкусе моего мужа.  Сейчас, чувствуя некую вину за то, что я собралась ему врать, постаралась угодить Ветру.

Дело было не только в этом. Может, на Светку таблетки и действовали, как успокоительное, меня же, наоборот, они раззадоривали.

Только вчера начала пить, а уже внизу живота всё горело огнём. Я с нетерпением ожидала вечера, того, что настанет после того, как мы останемся одни.