Ринулась к выходу, сгребла плащ и накинула его уже на улице. Денег у меня почти не было, но имелась банковская карта. Впрочем, снимать наличные сейчас ни к чему.
Я шла, не разбирая дороги. Вытирала слёзы, хлюпала носом, сдерживая прорывающиеся рыдания. Мне было стыдно. И страшно. Но стыдно больше.
Как я теперь смогу оправдаться? Ветер и слушать не станет. И то, что он появился так вовремя, вряд ли можно считать счастливой случайностью.
Лицо горело, руки тряслись, а телефон в сумочке разрывался так громко, что прохожие оглядывались.
– Где ты, чёрт тебя побери? – рявкнула трубка голосом мужа. Рассчитывать на милость не приходилось. Я виновата и одновременно невиновна, но как это объяснишь?!
– Нигде, – сдавленно ответила я и вырубила телефон. – По дороге в никуда.
Меня невозможно простить, потому что он никогда не поверит моим объяснениям. А я не смогу простить его, ведь он усомнился. Снова.
Я всегда буду под подозрением. Для меня нет презумпции невиновности. Виновата. Везде и кругом.
Отчасти, так и есть.
Я села на мокрую скамейку в каком-то парке и горько заплакала. Хорошо, что накрапывает дождь, и нет никаких посторонних глаз. Я бы не выдержала вопросы, всё ли со мной в порядке. Нет, со мной всё не в порядке!
Меня предала подруга. Подставила как пить дать! Не удивлюсь, если это она сказала Ветру, где я буду!
Я сидела и плакала, и небо грустило вместе со мной, роняя дождевые капли на плечи и лицо.
Никто не может спасти глупого, как ему не помогай, он сам себя потопит. Вот что произошло со мной! С нами.
И никто не спасёт меня от Ветра. От моей ошибки и вины перед ним. Он теперь не поверит ни одному моему слову и будет прав. Я бы и сама себе не поверила.
Вот поэтому сейчас сижу и рыдаю. И совершенно не представляю, что делать дальше.
Мне хотелось бы всё поменять. Исправить. Спокойно объяснить и сказать, что я люблю его. Или исчезнуть, превратившись в одну из капель дождя.
Только бы не слышать обвинений! Только бы не видеть его глаза. Не чувствовать, что я своими руками разрушила всё.
Любовь. Доверие. Всё.
Сидеть на скамейке было неудобно, холодно, а главное, глупо. И всё же я не могла успокоиться.
Голова стала пустой. Я абсолютно не знала, что делать дальше.
По уму надо включить телефон и позвонить Ветру. Я вру себе, достаточно первого действия, муж найдёт меня сам.
Он всегда находил меня. И спасал.
Но выслушивать претензии, пусть и обоснованные, по телефону я считала не самой лучшей идеей. Достала его, посмотрела на чёрный экран смартфона и почувствовала тошноту.
Так хотелось быть идеальной для всех, а только везде накосячила. Вот если бы не видеть лица Ветра, но чувствовать, что он со мной в одной комнате и слушает, я бы сказала: «Прости, я не думала ничего дурного. Света всегда помогала мне, показалось, что я могу отплатить ей тем же. Ты не имел права выбрасывать её из моей жизни, решив всё единолично».
Конечно, он оказался прав. А я нет. И от этого мои правильные слова застревали в горле солёным комком, и уже не хотелось ничего говорить.
И выглядеть дурой. Быть идиоткой.
Я медленно вышла из парка и увидела его. Сначала почувствовала, что Ветер смотрит на меня, а потом повернула голову.
– Пойдём домой! Я еле нашёл тебя, – произнёс он и схватил за руку.
Лица мужа я не видела, но в голосе было что-то такое, что мне захотелось прижаться к нему и зарыдать. Просить прощения и больше не говорить о Свете вообще.
– Как?
– Что как? Как нашёл? У меня на телефоне есть программа отслеживания твоего аппарата. Даже если он выключен.
Ветер открыл дверцу машины и подтолкнул меня внутрь. Легонько, но как-то пренебрежительно. Мол, я слишком устал, чтобы скандалить, но ты вывела меня из себя, так и знай.
Я знала. Даже то, что это заслуженно, и всё-таки спросила:
– Почему ты обращаешься со мной как с собственностью? Хочу – будешь сидеть дома…
– Потому что ты моя. И носишь моего ребёнка. Разве это недостаточное основание?
Он с силой захлопнул дверцу машины и обошёл её, чтобы сесть рядом на водительское кресло.
– Ты хоть заметила, что я всегда оказываюсь прав?
Ветер разговаривал со мной, как с пустым местом. Не смотрел, не оборачивался, наверное, даже сдерживается, чтобы не наорать.
И я снова захлюпала носом. От осознания собственной беспомощности и глупости. От ощущения бесповоротности сделанного.
– Я верю людям, особенно тем, с кем прожила большой кусок жизни! – выдавила я, вытирая слёзы платком.
Тушь давно растеклась, наверное, выгляжу я сейчас так себе, но смотреть в зеркало и прихорашиваться не хотелось.
– Света много раз мне помогала.
– Сомневаюсь, – последовал короткий ответ. – Ты просто из тех идиоток, которыми можно пользоваться бесконечно, а они ещё и благодарить станут. Тебе в уши наплели, а ты…
Окончание фразы я не услышала. Муж понизил голос и повернул ключ зажигания, машина взревела и сорвалась с места.
По дороге мы не разговаривали. Я дрожала, отвернувшись к окну, и глотала слёзы, то и дело прижимая платок к глазам.