Береника

Тит не глядел на царя и казался безучастным, но Агриппа отлично видел, что пальцы его, игравшие веером Береники, слегка дрожали, и горячий румянец покрывал его лицо. Агриппа засмеялся, чтобы придать своим словам шутливый характер.

– Я знаю только одного, – закончил он, – кто мог бы разрушить великий Рим. И это даже не Веспасиан, – поспешно прибавил он, увидев, что легат вспыхнул при его словах. – Ведь, говоря откровенно, Веспасиан слишком осторожен, слишком боязлив, несмотря на свою несомненную храбрость. Он не сможет даже оценить такую великую затею. Нет, я говорю о другом! Нужно для этого соединять выдержку воина от рождения с дерзновенным пылом юности, нужно быть Титом!..

Молодой легат вздрогнул, и глаза его широко раскрылись; в них сверкнула радость.

– Ты шутишь, Агриппа, – медленно сказал он.

– Шучу? – ответил царь со странной улыбкой. – Впрочем, ты прав, Тит, конечно, шучу. Один только Тит мог бы помешать исполнению подобного замысла, но и один только он мог бы… "…исполнить его!" – так хотел он закончить свою мысль, но он не договорил. Береника остановила его быстрым движением.

– Какой Агриппа мечтатель, – сказала она, обращаясь с улыбкой к Титу. – Он любит бесплодные грезы. Разве сын Веспасиана способен отнять у Рима его лучшие владения и ограбить свою собственную мать? Нет, Тит слишком любит свою родину. Он не дал бы Риму погибнуть от голода. А так случилось бы, если бы он завладел Египтом – житницей Рима. Город на семи холмах погиб бы от дороговизны и нищеты. А сам Нерон – идол голодающей толпы? Ведь он дрожит за свою жизнь, когда хлеб из Александрии запаздывает на несколько дней. Да разве не безумно, – прервала она себя, увидев по лицу Тита, как он борется с самим собой, – разве не безумно говорить даже в шутку о таких опасных затеях? Судьба мира в руке цезаря. Никто другой не может изменить ее. Время титанов и героев навсегда ушло. А все-таки история Флавия Сабиния, о которой мне говорили, перенесла меня в мир древних сказаний. Забыть обо всем идти навстречу опасности и гонениям из-за любви к девушке – в этом что-то есть…

Она откинулась в кресле и бесцеремонно разглядывала молодого легата.

– Я только боюсь, – насмешливо заметил Агриппа, – что Флавий Сабиний будет уничтожен молниями Юпитера.

– А как Фронтон? – спросила Береника.

– Он, к счастью, остался цел, – ответил молодой легат, отрываясь от своих мыслей, – но для меня и моего отца все это крайне неприятно: Фронтона цезарь очень любит.

– Вольноотпущенник уже на ногах?

– Он медленно поправляется. Странно, что он обязан своим спасением той самой девушке, из-за которой все и произошло. Саломея, племянница Иоанна из Гишалы, ухаживает за раненым с трогательной заботой, как будто бы это не римлянин и не Этерний Фронтон. Говоря по совести, после той, которую я не смею назвать, – глаза его с восхищением и страстью поднялись на Беренику, – я никогда не видел более красивой женщины, чем Саломея…

– А Флавий, что слышно о нем?

– К сожалению, ничего.

– К сожалению?

– Ты думаешь, потому, что он наш родственник? Поверь, это не имеет никакого значения на решения моего отца. Конечно, мы жалеем о судьбе несчастного. Мы все его любим, несмотря на его странные взгляды. Но теперь нужно доказать цезарю, который вообще., как ты знаешь, очень подозрителен, что у нас исчезают всякие личные чувства, всякие интересы, когда дело идет о службе государству. Поэтому отец выбрал самых опытных людей для погони, их повел декурион Сильвий, который к тому же случайно встретил префекта, когда тот бежал из Птолемаиды.

Береника отвернулась, чтобы скрыть свою улыбку. Она не могла удержаться от нее, когда услышала, кто послан в погоню.

– Ну и что же, – прибавила она небрежно, – этот Сильвий, он настиг беглеца?

– Он уже был совсем близок от него, – сказал молодой легат. – Их разделяли какие-нибудь полдня пути.

– Ну и что же?

– И все-таки декурион вернулся ни с чем. После трех дней погони по лесам Сильвий и его люди попали в узкое темное ущелье. Там был заброшенный домик, где, очевидно, переночевали беглецы: Сабиний, Тамара – дочь Иоанна из Гишалы, и какой-то человек, служивший им, вероятно, проводником. Видно было, что они только что снялись с места; в очаге еще, догорали угли. Следы двух коней вели обратно в лес. Сильвий бросился в ту сторону, но скоро следы исчезли, смешавшись со следами большого конного отряда. Что это был за отряд, неизвестно. Во всяком случае, это не были сторонники Иоанна из Гишалы, иначе дело не дошло бы до боя…

– До боя? – тревожно спросила Береника.

Агриппа лежал, вытянувшись на подушках, и не обращал внимания на их разговор. Что ему за дело до судьбы Флавия Сабиния и дочери Иоанна из Гишалы. Ему важно было склонить Тита к созданию азиатской империи. А уж потом – меч не всегда будет иметь последнее слово…

– Да, до боя, – подтвердил молодой легат. – В каких-нибудь ста шагах Сильвий нашел часть вооружения Флавия, а в кустах спрятан был труп неизвестного иудея.

Он остановился и пристально посмотрел на Беренику. Царица побледнела, но выдержала его взгляд.