– Ты рассказываешь это в стиле трагедий Софокла и Эврипида, – сказала она, пытаясь улыбнуться.
– Фотин, один из наших людей, утверждает, что этот иудей был в твоей свите при въезде в Птолемаиду.
– В моей свите? – повторяла она, как бы стараясь припомнить. – Я до сих пор не заметила чьего-либо отсутствия.
Легкая улыбка показалась на губах Тита.
– Фотин, наверное, ошибся, – сказал он. – Я так и сказал отцу. Да и зачем бы тебе оказывать услуги Иоанну из Гишалы, нашему общему врагу?
– Услуги Иоанну из Гишалы? – повторила она с изумлением. – Я не думаю, чтобы он был мне благодарен, если бы я содействовала бегству его дочери с римлянином…
Тит со страстью смотрел в ее глаза, обращенные к нему. И снова молодой легат почувствовал тревогу и блаженство, как тогда, на Кармеле, у источника Илии.
– Разве такой большой позор для иудейки полюбить римлянина? – спросил он.
Глаза ее холодно и вместе с тем обольстительно взглянули на него.
– Конечно, – ответила она, – смертельный позор. По крайней мере в глазах тех, кто выше всего ставит веления Бога.
– А ты, Береника, тоже так думаешь?
Она засмеялась.
– Я? Смотря по тому, кто бы это был. Если бы он был достоин, но зачем спрашивать? Нет такого человека.
– То же самое ты говорила, когда мы в первый раз увиделись. Он, верно, еще не родился – твой цезарь?
Она пожала плечами, потом медленно поднялась и подошла к окну.
Тит последовал за ней. Его влекла к ней таинственная, неодолимая сила.
Агриппа очнулся от своей дремоты, рассеянно посмотрел на сестру и Тита и тихо вышел из комнаты.
Береника чувствовала горячее дыхание римлянина на своей щеке и его взгляд на плечах и шее, но она стояла, не оборачиваясь. Гордое величие своей красоты кружило ей голову.
Он повторил еще раз прерывающимся голосом:
– Твой цезарь – он еще не родился?
Она немного повернула голову к нему, так что кончики ее волос касались его губ, и проговорила тихо, почти шепотом:
– Как знать…
Но глаза ее были обращены куда-то в неведомую даль. Кого она там видела? А все-таки… Быть владычицей Азии, быть может, владычицей всего мира, видеть, как римские орлы склоняются пред богом иудеев! И над всем этим власть единого Бога – Бога Береники!
– Нерон ведь тоже стал цезарем не по праву, – услышала она его страстный шепот.
– Благодаря Агриппине.
– А Марк Антоний мог стать цезарем Азии.
– Благодаря Клеопатре!
– И Береника будет принадлежать тому, кто станет…
– …цезарем!
Сказав это слово, она почувствовала облегчение. Она обернулась к легату, опьяненному страстью, и взглянула ему прямо в глаза. Они поняли друг друга, не произнеся ни слова. "А Марция Фурнила, твоя жена?" – прочел он в ее взгляде и сделал резкое движение, как бы устраняя нечто давно надоевшее. Холодная Марция была вычеркнута из его жизни. "А мой Бог?" – читал он дальше. Он пожал плечами. Что ему до Бога? Поступай как знаешь. "А Веспасиан?" Лицо его омрачилось, он отвел глаза. Береника улыбнулась и повела молодого легата к окну.
Там уже не было рабов Агриппы, таскавших его подношения Веспасиану, но на дворе кипела работа.
Таумаст, управитель дома, стоял посреди выложенного мрамором двора и следил за тем, как рабы готовят носилки царицы, укладывают провизию в дорожные сумы.
Тит отступил от окна и побледнел. Береника увидела в его глазах недоверие.
Она снова улыбнулась и произнесла вслух тот немой вопрос, который он прочел в ее глазах:
– А Веспасиан, твой отец?
Теперь он ее понял.
Да, конечно, лучше, чтобы Береника уехала. Веспасиан не должен подозревать, чем она стала для Тита, потому что он не допустит развода с Марцией Фурнилой. Разве он может согласиться на брак сына с иудейкой? Веспасиан, римлянин, выходец из народа, боялся всего, что могло возбудить насмешку над ним или его семьей у гордых римских патрициев. Он был никогда не позволил Титу оттолкнуть от себя дочь знатного дома. Конечно, если бы дело шло о замене ее более знатной и могущественной женой, он согласился бы, но из-за иудейки – никогда. Но разве необходимо связать себя с Береникой, чтобы обладать ею?
Прощаясь, они пристально смотрели друг другу в глаза, и губы их улыбались. Тит что-то вынул из складок верхнего платья и подал царице.
То была дактиотека, маленькая круглая шкатулочка, оправленная жемчугом и зелеными бериллами. На крышке был изображен амур верхом на льве.
Береника засмеялась. Но лицо ее вновь стало серьезным, когда молодой легат открыл крышку.
Внутри лежал увядший лавровый лист – кармельский лавр.
– Победителю? – спросил Тит.
– Победителю, – ответила Береника.
– Прощай, Береника!
– Прощай, Тит!
Внизу ее поджидал Агриппа. Он узнал от Таумаста, что сестра готовится к отъезду.
– Как, Береника! – воскликнул он в величайшем волнении. – Теперь, как раз теперь, когда наши планы и надежды начинают осуществляться, ты уходишь от меня?
Она едва обернулась к нему.
– Разве ты не думаешь, мой мудрый брат, что товар поднимается в цене, когда он становится редким?
– Ты полагаешь? – пробормотал он растерянно.