Берестяга

Дед Игнат, узнав об охоте, заохал.

— А может, Проша, выдюжу? А? Если, скажем одеться потеплее?

— Нет, дед, сиди дома. Нельзя тебе. С тобой было бы лучше, но слаб ты еще.

— Это верно, — слаб я еще…

* * *

Укладываясь спать. Прошка вспомнил, что так и не зашел к Тане. А ведь обещал. Обещал прийти к ней учить уроки. «Теперь обидится, — решил Берестяга. — А может, не обидится: ведь для мира стараюсь, не для себя… Она ведь справедливая. Она все поймет». — И тяжело вздохнул.

— Чего, Прохор, ворочаешься да вздыхаешь? Волков, что ли, страшишься?

— Когда я их страшился? Скажи?

— Давай спать. На гулянку, чай завтра едем… А охотнички твои мне приглянулись. И глаза у всех быстрые, чистые.

* * *

Прошка никак не хотел вставать. Перед утром сон липкий, сладкий. Но вдруг вспомнил он, зачем его будят, и тут же вскочил с лежанки. Оделся быстро. Умылся и хотел уходить.

— Куда ты? — спросил, усмехаясь, Скирлы.

— За лошадьми.

— Спохватился! Лошади уже возле двора стоят. Сейчас охотнички собираться станут. Через четверть часика тронемся.

— Чего ж не разбудил?

— А помощники зачем? За все сам браться будешь — ничего по-хорошему не сделаешь. Твое дело руководи и налаживай.

Прохор подозрительно посмотрел на старика: не смеется ли он над ним. Нет, Скирлы не смеялся. Напротив, он был очень серьезным, как всегда, когда собирался на охоту.

Только Прошка успел перекусить, как в окно постучали, а потом в дом вошел Тихон Силаев.

— Припаздывают охотнички? — проворчал Скирлы. — Не дело, Прохор.

— Все уже в сборе, — сказал Тихон. — Ждут вас.

— Ну! — обрадованно удивился Скирлы. Подмигнул Прохору. — Что я тебе с вечера говорил? Скирлы умеет в людях разбираться.

— Наши-то в сборе, а где же председатель? — спросил Тихон.

И тут же, будто в сказке, дверь в хату отворилась и вошел Трунов. Может, слышал он вопрос Тихона, а может, простое совпадение, но Трунов, переступая порог, заявил:

— Явился тютельку в тютельку, как было приказано! — И посмотрел для убедительности на часы.

— Тогда будем трогаться… Может, чайку, Николаич? — предложил Скирлы председателю.

— А, пожалуй, не откажусь.

— Садись. Ешь. А мы пока погрузимся. Шубейку-то скинь пока.

Скирлы стал еще раз проверять, все ли необходимое подготовили.

— Волки опять наведывались, — сообщил Трунов.

— Знаю, — сказал Скирлы.

* * *

Ехали на трех лошадях. Ехали молча. Почему-то всем казалось, что разговаривать нельзя. И молчали… Темень — глаз коли. Мороз такой, что воздух стал хрупким и застревал льдинками в ноздрях.

Со стороны глядеть, подумаешь, маленькая партизанская группа. Едут партизаны под покровом темноты в лютый мороз, чтобы внезапно напасть на врага. Едут молча, чутко. Настороженность передалась и лошадям, поэтому не слышно ржания и отфыркивания. Только поют ноющим скрипом полозья да месят рыхлый снег копыта.

Прохор стал подремывать. Сны тут же привиделись. На морозе почему-то всегда сны приходят быстро. Всегда сны эти странные, обманные. Замерзающим всегда почти снится солнце, тепло.

И Берестяге снился солнечный знойный день. Снилась Таня. Они шли по берегу Видалицы. На заливном лугу травы по пояс. Цветы. А Таня и Прохор идут в валенках. В соседнем лесочке скрипит какая-то незнакомая Прохору птичка. Очень хотелось посмотреть, какая. Таня же не пускает его. Наконец Самарина соглашается поискать птицу. Теперь они идут по лугу, крадучись. Таня пугается и показывает рукою на дерево. Прохор смотрит, куда она показывает, и видит на ветвях крылатого волка. Повнимательней пригляделся, а крылатые волки на каждом дереве. И все они смотрят на Таню. Вот жаль, что он не взял ружье с собою. Что же теперь ему делать? Кажется, волки хотят наброситься на Таню. Нет. Берестяга не даст в обиду друга. Волки тяжело вспархивают с деревьев и начинают кружиться над девочкой. Она в страхе прижимается к Прохору. Он трясет над головою кулаками и гневно кричит чудовищным птицам:

— Эгей-ей! Я вас!..

— Ты чего? — слышит Прохор голос Скирлы и открывает глаза. — Чего ты, Прошка, на лошадей кричишь? Они и так ходко бегут.

Берестяга молчит и, зябко ежась со сна, «зарывается» в тулуп… Скрипят полозья… За санями гонится темнота… Хрупкий воздух застревает льдинками в ноздрях… Прошке хочется снова заснуть, чтобы увидеть Таню.

В темноте еле различаются сторожка, сараи, стог под навесом.

— Прикажи, Прохор, чтобы лошадей накрыли попонками, — совсем тихо говорит Скирлы.

— Ребя! — громко обращается ко всем Берестяга. Голос у него срывается: он в первый раз приказывает. — Ребя, лошадей не забудьте попонками укрыть!

И тут же приказ его выполнен.

Охотники стали разминаться: толкались, прыгали, хлопали себя по бокам.

Матвей-лесник, узнав своего давнишнего друга Скирлы, поспешно открыл ему и впустил в сторожку.

Матвей привык ничему не удивляться. А тут не мог скрыть любопытства:

— Что за армия с тобою приехала, Скирлынушка?

— Охотники… Волков в Аюках обкладывать будем.

— Слава богу. Житья от них нету… Я-то привычен. А ребятишки и бабоньки от дома шагу сделать боятся… Гончара моего Валдая помнишь?

— Помню.

— Не уберег. Днем почти около дома взяли вороги… Веришь, плакал по собаке.