Берестяная грамота

Теперь официально должность Готмана именовалась «бюргермайстер» — бургомистр. Что-то вроде «старший над городским населением». Но немецкое слово было чуждо русскому уху. Поэтому в обиходе все, даже полицейские, называли Готмана старостой — проще и понятнее. Готман делал вид, что ему всё равно. «Лишь бы было послушание», — видимо, рассуждал он.

То, что происходил он из немцев, дедковцы давно забыли. Когда его предки приехали в Россию, никто не помнил. Лет, наверное, двести назад, когда фабрикант Мальцев основал стекольный завод. А теперь сказалась в Готмане кровь — всей душой потянулся к немцам! Хотя сам по имени Иван, да, выходит, не тот…

Только чёрта с два будут дедковцы плясать под дудку старосты — бургомистра!

Сергей — человек решительный. «Получил по заслугам Благодухов, и этому не спустим», — дал себе слово Серёга.

Колька и Серёга жили на Воронежской улице. Только Коля ближе к центру, а Сергей на другом конце, на Крупчатке — так звалась эта окраина города. А вот Зина Говоркова, тоже из шестого «А», та — на Буяновке, что к самому лесу подходит.

Теперь каждый вечер, когда Колька и Серёга возвращались с работы, Зина поджидала их у школы. Посмеивалась: «Укрепляем мощь великой Германии фюрера?»

Девчонка эта ребятам ни в чём не уступит. Она была и председателем совета пионерского лагеря, и лучшей гимнасткой школы, и даже стояла вратарём в футбольной команде Воронежской улицы. Ну, а язычок у неё!

Серёга злился. А она только пуще дразнилась. Серёга даже как-то её стукнул, да она изловчилась, схватила его за шею — и бух в сугроб!.. Сама она крепкая, лицо в веснушках, волосы огненно-рыжие, косичками топорщатся. В классе её побаивались.

Сегодня Сергей, поравнявшись с Говорковой, тронул её за руку и шепнул:

— Зишь, дело есть…

Зайдя за сарай, он распахнул пальто, дал Зинке и Кольке пощупать что-то железное и круглое во внутреннем кармане.

— Граната! — разом сообразили те.

— Догадливы вы, я смотрю, — процедил Серёга. — А может, догадаетесь, зачем я её раздобыл?.. То-то. Со старостой сегодня считаться пойдём!

Зина хлопнула в ладоши, а Коля покачал головой:

— Нас же, как котят, похватают!

— Дурья башка! Ты что ж, меня за Капустку-несмышлёныша принимаешь? Нет уж, в петлю я не собираюсь. У меня план что надо!.. Помните, как мы деда Митрофана на пасеке дразнили?

Года два назад ребята так подшутили. Осторожненько гвоздик в оконную раму Митрофанова домишки вбили, на нитке грузик подвесили и к тому грузу длинную нитку прицепили. И потянули её за собой в кусты. Дёрг-дёрг, в окошко стук-стук. Выбежит дед Митрофан — никого. Вернётся в дом, снова кто-то барабанит.

— Что, гранатой по раме тарахтеть будем? — не понял Колька.

— Раз трахнем — и всё! — засмеялся Серёга. — За бечёвку из кустов дёрг — и окно навылет… Мы же сами сегодня Готману шнапс носили. Значит, кто-то будет у него, перепьются, не поймут спьяну, кто да что. Понял теперь?

Зинка сдвинула брови — она так всегда делала, когда что-то обдумывала, — и, подняв лицо к Серёге, сказала:

— А ну рванули!..

Колька ничего не сказал, и от этого ему стало стыдно. Где-то в глубине души он чувствовал, ох как остро чувствовал, что Серёгин план — глупость. Но в то же время понимал и другое. Вот они с Серёгой просили Калачёва: «Возьмите с собой, мы тоже будем фашистов бить», а теперь получается, подвернулся случай показать себя, предателя проучить, и первым в сторону он, Колька Матрёнин. Какая тогда ему вера? Нет, он не трус. Уж если решили…

— Пошли, — произнёс Колька. — Только не спеши, осторожно надо, всё предусмотреть…

«ЧТО ЗА ШУТКИ, ГОСПОДА?»

Друг за дружкой прокрались они через пролом в заборе. Теперь только двор пересечь и… Вдруг тень наперерез. И голос знакомый:

— Замри!

Калачёв! В ватнике, в ушанке стоит, палец к губам приложил…

Выбрались назад через пролом, присели за сугробами.

— Так… — протянул Калачёв. — Не вынесла душа поэта?

Колька зарделся: поэт — вроде он. Но ведь Максим Степанович не знает, что Колька пишет стихи. Нет, это он обо всей их компании. Затею их угадал, что ли?

А Серёга по-своему расценил слова Калачёва.

— Вот, граната у нас. Теперь вместе с вами…

Если бы на дворе было светло, ребята наверняка бы увидели, как помрачнело лицо Максима Степановича. Ох, как ему хотелось сейчас скомандовать им: «Кругом марш!» Да ещё прибавить такие слова, чтобы надолго отбили охоту к безрассудным затеям. Окажись он пятью минутами позже у дома Готмана, и свершилось бы непоправимое…

Но ведь у ребят были свои планы, у Калачёва — свои.

«Приказать им немедленно уйти, — подумал Калачёв, — не послушаются. Притаятся где-нибудь рядом, а потом, не зная, что к чему, придумают такое!.. Нет уж, если ребята решились, надо их брать в помощники. А мне Зинаида и впрямь пригодится. Для конспирации с ней удобнее…»

— Ребята, дело у меня посерьёзнее вашего, — сказал Максим Степанович. — Вижу: довериться вам можно. Отползайте-ка к Лавровке и там ожидайте Зинаиду. А мы с ней…

Зинка, несмотря на то что характером решительная, поначалу растерялась, когда вошла с Калачёвым в сени и услышала из комнаты гул голосов.