Берия. Арестовать в Кремле

В один из дней ведущих конструкторов ЦКБ-29 повезли в НИИ ВВС; в автобусах спереди и сзади — охрана, разговоры шепотом сведены до минимума, словно путь не на аэродром, а на кладбище. Их встретили выстроенные на стоянке в ряд немецкие Ме-109, Ме-110, Ю-87, Ю-88, До-217, Хе-111… Конструкторы — народ любознательный, тут же, к неудовольствию охраны, разошлись по самолетам и принялись дотошно рассматривать агрегаты и конструкции по своей специальности, удивляясь и тому, что немцы не побоялись показать почти всю стоявшую на вооружении технику, тому, как во многом авиационная мысль ушла вперед, и тому, как тщательно выполнены все работы. Немцы — народ аккуратный и пунктуальный, ничего не скажешь…

Туполев после осмотра сказал генералу Лосюкову:

— Удостоился чести, Прохор Алексеевич, посмотрел на «свою» машину, — Андрей Николаевич сделал акцент на слове «свою», имея в виду Ме-110, чертежи которой он, согласно версии следователя, продал Мессершмитту. — Ничего не скажешь — машина сделана для войны.

Они обменялись мнениями о положении в авиации, изредка поглядывая по сторонам — «стукачи» могли быть и в летной столовой, куда они зашли отобедать, и на улице. Отошли в сторону от общей группы и продолжили разговор. Туполев не был разговорчивым, больше слушал Лосюкова… На прощание Лосюков подошел к Туполеву и крепко сжал его руку…

103-я готовилась бригадой к первому полету. На аэродром зэков возили в автобусах под усиленной охраной, но у всех на лицах ожидание этого дня, а с ним — освобождение из-под стражи. Работа велась с раннего утра и до полуночи, при свете фар, на пронизывающем ветру, в первых снегопадах поздней осени. «В тот год осенняя погода стояла долго на дворе, — один из зэков вспомнил Пушкина, — зимы ждала, ждала природа, снег выпал только в январе». Теперь рядом с зэками все дни находился летчик Михаил Нюхтиков — известный по испытаниям других машин, не раз попадавший в сложнейшие ситуации в воздухе и спасший не один самолет. Полковник подолгу сидел в кабине, запоминая расположение приборов, кранов, рычагов, кнопок, знакомился с электроузлами, конструкцией крыла и хвостового оперения, сам испытывал в наземных условиях систему уборки и выпуска шасси. Многих из заключенных полковник Нюхтиков хорошо знал по прошлым совместным испытаниям и доверял каждому из них; тем не менее начальство НКВД настойчиво советовало летчику проверить во избежание отказа техники в полете все до винтика, самому присутствовать при доводке всех узлов и агрегатов. «Попки» неотступно следовали за ним, фиксируя каждый его шаг, запоминая все, о чем говорил полковник с зэками.

В один из дней Нюхтиков вместе с бригадой вывел 103-ю из ангара, сел в кабину и долго «гонял» двигатели на всех режимах, потом вырулил на взлетную дорожку, выполнив три рулежки с разбегом на взлетном режиме и подскоками.

После заруливания и выключения двигателей полковник Нюхтиков вышел из кабины и по-армейски четко доложил зэку Туполеву о готовности машины и оборудования к испытаниям в воздухе. Туполев благодарно обнял летчика, и они оба зашагали по усыпанной снегом рулежке…

Шли дни основной подготовки к летным испытаниям. За бригадой с завистью следили оставшиеся из группы Петлякова…

Стоял морозный, по-настоящему зимний день; автобус с зэками, как всегда, прибыл к ангару в точно установленное время, и сразу же люди принялись помогать готовить 103-ю к вылету. Полковник Нюхтиков сидел у метеорологов, убеждая их, что утренняя дымка — не помеха, она скоро рассеется, что обещанный с вечера метеобюллетень давно пора положить в его летный планшет. Туполев ждал летчика у машины, обеспокоенно поглядывая на метеостанцию. Наконец все документы на вылет оформлены, Нюхтиков в сопровождении Туполева, надев парашют, усаживается вместе с штурманом Акопяном в кабину. В морозном воздухе прозвучала привычная команда: «К запуску!», а вслед за нею медленно закрутились воздушные винты обоих моторов, огласив округу дружным мощным ревом — снова опробование двигателей по полной программе, начиная от приемистости до максимальных режимов обоих моторов с непрерывным контролем давления бензина и масла…

Нюхтиков открыл кабину, выбросил руки в стороны, что означало убрать колодки из-под колес шасси, кивнул Андрею Николаевичу и, услышав его глухое: «С Богом!», закрыл кабину и порулил на взлет.

По давней своей привычке Туполев при первом взлете новой машины всегда уходил к взлетной полосе и оставался на том месте, где, по его расчетам, произойдет отрыв машины. «Пятьдесят восьмая» не была исключением. Он стоял и терпеливо ждал, когда Нюхтиков вырулит на полосу; до него донесся дружный рев моторов — летчик перед разбегом «прожигал» свечи. И вот его красавица — предмет его любви — 103-я, окутанная снежными вихрями, набирая скорость, пошла на взлет…