Берия. История легенды

Расстались они с Серго, как уже упоминалось выше, по банальной причине. После того как его выслали в Свердловск, они с Марфой встречались только время от времени, и вскоре у него завязался роман. «Когда я однажды приехала из Москвы и мы с Серго вышли погулять, – вспоминала Марфа Пешкова, – вдруг появляется разъяренная девица, которая идет прямо на нас и кричит ему: «Ты с кем?» Я ничего понять не могу. Он стоит красный, молчит. Я пролепетала: «Я – жена!» Она ему кричит: «Ты же мне паспорт показывал, что ты не женат!» И действительно, у него в новом паспорте штампа не было. Ему дали фамилию матери Гегечкори и отчество Алексеевич. Я была в таком состоянии, что могла убить, и понимала, что не смогу держать себя в руках… Я моментально решаю. Собрала вещи, купила билет и вечером уехала в Москву. Потом я позвонила Серго и сказала: «Я с тобой развожусь». Даже в «Вечерке» было опубликовано сообщение о нашем разводе».

«Марфа Максимовна уверена, что Серго ушел из жизни не сам, – рассказывает Николай Долгополов, – что ему помогли, потому что он очень уж, скажем так, защищал честь отца, что было правильно, с ее точки зрения. Говорю: «А как у вас, изменилось отношение к этой семье, когда вы узнали всю правду?» Она ответила: «Как я могла изменить отношение к семье? Серго я по-прежнему люблю и любила. У нас трое общих детей. Дети устроены хорошо в жизни, работают. Кто здесь, в России, кто в Киеве, кто за границей».

На стене в ее доме очень много фотографий. И на самом видном месте фотография Серго. Молодой красивый парень. Совсем не тот, которого я видел по телевидению в разных программах – не толстый, лысый, смотрящий на жизнь совсем уже грустными глазами – а молодой, жизнерадостный, красивый. Неудивительно, что между ним и красавицей Марфой была такая любовь…»

Еще один сын Берии?

Да простят меня серьезные историки, но я не могу совсем обойти вниманием такую одиозную фигуру как Игорь Лопатченко. Он возник на страницах газет и экранах телевизоров в середине двухтысячных и рассказал, что приходится Лаврентию Берии внуком. По его словам, он провел целое расследование, когда узнал, что усыновленный ребенок у своих родителей, и выяснил, что его родной отец – некий Эскандер Гарибов, который в свою очередь является плодом любви Лаврентия Берии и какой-то юной заключенной, участвовавшей в строительстве ядерного реактора в Челябинской области.

«Я уверен, что имя Эскандер дал ему Берия, – рассказывал Лопатченко. – Недаром самые мощные ракетные установки, у истоков создания которых стоял Берия, называются созвучно – «Искандер». Многие факты о своих предках я узнал от работников НПО «Маяк», того самого атомного проекта, которым руководил Берия».

История довольно запутанная, да еще и сам Игорь Лопатченко временами путался в показаниях – одним газетам он говорил, что Эскандер был сыном Берии, другим – что сыном Серго, то есть внуком Берии. В любом случае романтические подробности, которые рассказывает Лопатченко, выглядят очень странно:

«Эскандер не ходил ни в детский сад, ни в школу – обучался на дому. В пять он уже читал русских классиков, а в десять свободно разговаривал на трех языках. На прогулках мальчика всегда сопровождали два человека в форме. Уже в 18 лет он занял руководящую должность на «Маяке». Как я уже позже узнал, моему отцу в момент моего рождения было чуть больше двадцати лет, он 1949 либо 1950-го года рождения. Нигде не был прописан, а был засекреченным. У него на машине на лобовом стекле был специальный знак. Автомобиль пропускали в город без досмотра и пропуска».

Все это и так звучит похоже на какой-то роман, но самое главное в этом – дата. Если Эскандер родился в 1950 году, то двадцать лет ему было в 1970 году. Когда Лаврентий Берия уже давно был снят со всех должностей и расстрелян, а Серго Берия лишен всех званий и наград и работал простым инженером в Свердловске. И вдруг – руководящая должность, автомобиль со специальным знаком… Все это теоретически могло быть, но на двадцать лет раньше.

Впрочем, сам Игорь Лопатченко был полностью уверен в своем происхождении и пытался добиться теста ДНК – требовал сравнить его ДНК с образцами крови Берии, хранящихся где-то в архивах ФСБ. Безуспешно, разумеется.

Послесловие

Догадываюсь, что дочитав до этой страницы, некоторые спросят: как, уже все, а почему так мало про репрессии? Потому что эта книга не о репрессиях. Я не отрицаю их существование и не считаю их чем-то незначительным – в конце концов у меня, как и у большинства граждан нашей страны, дед тоже попал в маховик репрессий 1937 года. И хотя, по счастью, через несколько месяцев он был отпущен на свободу и восстановлен на работе, а его жена и семеро детей даже не умерли с голоду за время его отсутствия, мне эта часть его биографии вовсе не кажется мелким досадным недоразумением.