Но что несомненно, так это то, что вся работа по Урановой проблеме с самого начала шла под постоянным контролем Сталина и при его повседневном осведомлении о ходе работ. Вот характерный пример… 31 января 1946 года академик А.И. Алиханов направляет письмо Сталину:
«Глубокоуважаемый Иосиф Виссарионович!
Лаврентий Павлович Берия сообщил мне, что Вас интересуют вопросы о том:
1) какую роль играет в современной физике исследование космических лучей;
2) что в этой области науки было сделано нами;
3) в каких направлениях следует развить эти работы и, наконец,
4) какими мероприятиями можно этой работе помочь.
На первые три вопроса ответы даны в прилагаемой записке; что касается ответа на последний, то он дан в отдельном приложении…»
И далее следовали подробные записка и приложение. По ознакомлении Сталин наложил размашистую резолюцию: «Согласен. И. Сталин».
А в левом нижнем углу письма идет виза Берии (машинописью): «Вопрос о космических лучах решен Постановлением СНК СССР от 4 марта 1946 года № 503—208сс» и от руки:
Собственно, организационно дело было построено так… Все серьезные вопросы рассматривались и подготавливались в аппарате ПГУ, в Секретариате Спецкомитета и в аппарате Технического Совета Спецкомитета.
Затем вопросы рассматривались на очередном заседании Спецкомитета и оформлялись его Протоколом. Заседания созывались по пятницам в 9 часов вечера в Кремле (реально так получалось, впрочем, не всегда). На основании Протокола готовились проекты постановлений ГКО (позднее – Совнаркома, и еще позднее – Совмина) СССР, которые потом передавались на подпись Сталину. Иногда их подписывал Берия.
Штат центрального аппарата ПГУ в 1946 году составлял 762 единицы, из них 50 приходилось на Секретариат, и это было не случайно – от четкой и оперативной работы технических помощников руководства ПГУ зависела в немалой мере и четкость работы ПГУ вообще. Оклады в аппарате были следующими: начальник ПГУ – 4500 рублей, заместители – 4000 рублей, старший инженер – 2000 рублей, чертежник-конструктор – 1200 рублей, уборщица – 400 рублей.
Вначале ПГУ выделили здание в Кривоколенном переулке, а Секретариат Спецкомитета (не ПГУ) сидел в десяти комнатах в Кремле – где находился и Берия, которого атомные обязанности не освободили от обязанностей заместителя Председателя Совнаркома.
ВХОЖДЕНИЕ Лаврентия Павловича в Урановую проблему оказалось постепенным, но прочным. И Берия, как уже сказано, до конца своей общественной жизни оставался компетентным руководителем советской Атомной программы. Но работой спецслужб он при Сталине уже не руководил (да уже и не курировал эту работу в первую голову).
И тут надо сделать разъяснение… В кадрах Специального комитета и его рабочего органа – Первого Главного Управления при Совнаркоме СССР были собраны люди из разных ведомств, в том числе и пришедшие из НКВД и НКГБ. Это было вполне объяснимо – Берия собирал свою «атомную» гвардию отовсюду, где были знакомые ему лично толковые работники. Но теперь они не являлись работниками, например, НКВД. Берия мог в качестве зампред Совмина и председателя Спецкомитета дать распоряжение наркому (а позднее – министру) внутренних дел Круглову, но – лишь по части «атомных» дел.
Так же было и с вопросами разведки. Берия не распоряжался ею – это было прерогативой министров ГБ Меркулова, Абакумова, Игнатьева, хотя влияние на эту сторону дела имел, потому что пункт 12-й Постановления ГКО, подписанного Сталиным, об образовании Спецкомитета гласил:
«Поручить тов. БЕРИЯ принять меры к организации
Слова «в этой области» жирным шрифтом выделил я. И напомню, что все деловые документы такого рода, подписанные Сталиным, не имели даже оттенка неопределенности. Если сказано: «в этой области», значит, ни один разведывательный материал по атомной тематике не должен был пройти мимо Берии, но – лишь по «атомной» тематике.
Итак, на Берию было возложено общее руководство атомными работами, то есть, фактически, руководство созданием новой отрасли народного хозяйства. И хотя первые атомные работы в
СССР начались еще во время войны и даже до войны, теперь предстояло придать им качественно иной размах.