Берия. Лучший менеджер XX века

Председатель Государственной Комиссии Берия вместе с Кобуловым и Махневым побывал в сборочном здании утром 28 августа. Естественное чувство озабоченности, да и – надо полагать – простое человеческое любопытство привели его туда на некоторое время. Однако «над душой» у оружейников Лаврентий Павлович не стоял, хотя утром следующего дня и ему, и всем, кто четыре последних года жил ожиданием приближающегося события, предстоял итоговый экзамен.

В книге Серго Берия об отце он пишет, что тоже присутствовал на том первом испытании, но этого не могло быть и не было. На полигон строго допускались только те, кого испытания касались прямым, служебным образом. Даже такой крупный ракетчик, как Сергей Павлович Королев, попал на полигон лишь в ноябре 1955 года, когда испытывался наш первый «двухступенчатый» термоядерный заряд РДС-37 – прототип ядерного боевого оснащения первой межконтинентальной баллистической ракеты Р-7 разработки ОКБ Королева. Причем и описание Серго Берией хода эксперимента показывает, что он пишет о том, чему свидетелем не был, хотя Елена Прудникова, например, приняла его байки за чистую монету.

А вот свидетельство такого авторитетного эксперта, как Юлий Борисович Харитон. Оно публиковалось в различных изданиях, но я привожу его по коллективной монографии «Советская военная мощь от Сталина до Горбачева», где говорится:

«Нагромождением грубых ошибок, мистификаций, а то и просто непонимания обсуждаемого вопроса… изобилует практически вся глава «Ядерный щит» книги С. Берия.

В книге-интервью «Сын Лаврентия Берия рассказывает…» Р. Чилачавы… С. Берия договорился до того, что его с И.В. Курчатовым «деловое сотрудничество заключалось в выработке конструкции ядерных зарядов», хотя Курчатов, возглавляя советский атомный проект, конструкциями зарядов непосредственно не занимался. Тем более не занимался «выработкой конструкции ядерных зарядов» С. Берия…»

Итак, сборочные работы шли по плану… Заминка, произошедшая при установке «поршня» с плутониевым ядром, хотя и доставила неприятные минуты, имела ту же причину, что и у американцев – прецизионная сборка обусловила воздушную «подушку» под поршнем, но воздух постепенно стравился через тончайший кольцевой зазор, и все стало на место. Наконец, были завершены последние сборочные операции.

Наступило время подъема «изделия» и закрепления его на рабочей площадке 37-метровой стальной ферменной башни. На вольном воздухе, у башни, стояли Берия и Курчатов. К ним подошел Щелкин – за разрешением на вывоз заряда из сборочного здания «ДАФ».

«Команда» КБ-11 выкатила «изделие» по рельсовому пути и установили его в клети грузового лифта башни. За выкаткой наблюдала внешняя офицерская охрана ДАФа – несколько полковников из МГБ СССР и Министерства внутренних дел Казахстана.

Берия отправился на командный пункт Опыта. Через некоторое время туда же с опустевшей площадки вокруг башни прибыли Завенягин и Щелкин. В 6.18 Председателю Государственной Комиссии Л.П. Берии и Научному руководителю Опыта И.В. Курчатову было доложено о полной готовности к подрыву.

Начальник полигона генерал Колесников подтвердил полную готовность полигона и своих подчиненных. Отвечавший за авиацию генерал Комаров, Герой Советского Союза, во время войны – командир штурмовой дивизии, в отличие от них не обрадовал. Из-за нелетной погоды вылет самолетов с фотоаппаратурой задерживался.

Берия, Первухин и Курчатов вышли из здания КП под открытое небо в надежде увидеть хоть какое-то прояснение. Однако, как зафиксировал отчет К.И. Щелкина, «погода не предвещала ничего хорошего». В этих местах при такой погоде можно было ожидать в это время года всякого – вплоть до грозы.

Много лет спустя один из участников сборки РДС-1 Герой Социалистического Труда профессор Д.А. Фишман вспоминал:

«Испортившаяся погода в ночь с 28 на 29 августа как бы повторила ситуацию при 1-м американском взрыве в Аламогордо».

В Аламогордо перед испытанием погода действительно испортилась, и тоже – неожиданно, вопреки прогнозу синоптиков. Генерал Лесли Гровс в своей знаменитой книге «Теперь об этом можно рассказать» писал:

«Главная неприятность была связана с погодой… Тот вечер оказался дождливым и ветреным. Многие настаивали, чтобы испытание было отложено хотя бы на 24 часа».

Опасаясь капризов погоды, американцы вынуждены были отложить взрыв на некоторое время – хотя и меньшее, чем сутки. У нас же вышло наоборот… Курчатов, опасаясь неожиданностей от ветра и дождя, решил перенести взрыв с 8.00 на 7.00. И в 6.33 Щелкин и сотрудники КБ-11 Матвеев и Давыдов по указанию Курчатова в присутствии генерала МГБ А.Н. Бабкина сняли пломбы с двери в аппаратную, вскрыли ее и включили питание системы автоматики.

1300 приборов и 9700 индикаторов были полностью готовы зарегистрировать все явления взрыва.

Кирилл Иванович Щелкин в своем отчете описал эти последние неполные полчаса до взрыва весьма подробно и ярко: