Когда работы по уши – не до интриг. Чем меньше работы – тем выше вероятность их возникновения. И поэтому даже в ближайшем сталинском окружении с начала 50-х годов начали возникать
Первый мощный прием для иностранцев был устроен Молотовым в Наркомате иностранных дел по случаю 27-й годовщины Красной Армии 23 февраля 1944 года. Берии, да и большинству остальных соратников Сталина, как и самому Сталину, было тогда не до приемов. Берия – в отличие от остальных членов «обеденной обоймы» – не был даже на обеде, данном Сталиным 28 марта 1945 года в честь президента Чехословакии Бенеша, впервые появившись на подобном мероприятии только 11 апреля 1945 года – на обеде в честь Броз Тито. Однако Берия до подобных акций охотником не был, он и в Ялте, и в Потсдаме держался на втором плане.
А как остальные его коллеги по управлению страной? Еще в 1944 году всем им, носившим тогда военную или полувоенную форму, вряд ли было возможным представить себе чуть ли не непрерывную череду парадных, официальных обедов, в которых они бы участвовали. Обедов, блистающих золотом, хрусталем, напитками, деликатесами, цветами, дорогими костюмами, погонами…
А теперь…
Теперь изменялось положение не только Державы, но и тех, кто ее возглавлял. А также – и положение тех, кто окружал руководство Державы!
Это положение становилось все менее ответственным и все более комфортным – особенно для тех, кто обеспечивал передачу указаний, а не исполнение их.Короля играет окружение… А кто «играл» теперь Великую Советскую Державу? Не та ли среда, которая в официальных сообщениях о визитах и приемах именовалась «…и сопровождающие их лица»; «… а также ученые, писатели, артисты, представители советской печати»; «…ответственные сотрудники Наркоминдела СССР и Наркомата Обороны»; «…и другие»? Не говоря уже об «и других ответственных сотрудниках» ЦК ВКП(б) – КПСС и Совнаркома-Совмина СССР…
А ведь были же еще и национальные ЦК и Совнаркомы, министерства и их аппараты, взаимно связанные с Центральными Аппаратами!
Эта среда даже в скромные довоенные времена, одетые в защитного цвета полувоенные кителя, имела в своих рядах тех, кто – пренебрегая опасностью любых репрессий – умудрялся интриговать и «вертеться» для того, чтобы «жить». Ведь психология растратчика живуча во все времена, и ее точно сформулировал один из самых высокопоставленных растратчиков всех времен и всех народов Людовик XV: «После нас – хоть потоп!»
Так не в этой ли среде, начиная особенно со второй половины 40-х годов, интриги действительно начали становиться чертой ее существования и залогом ее выживания?
И эта среда начинала оказывать дополнительное развращающее, деморализующее влияние на своих высших «шефов». И чем меньше «ответственный сотрудник» отвечал за конкретную работу, тем больше у него развивалось стремление имитировать деятельность, прикрываясь «партийностью».
С апреля по октябрь 1947 года суды чести были образованы в 82 министерствах и центральных ведомствах. В сентябре 1947 года был создан суд чести в аппарате ЦК ВКП(б), а в апреле 1948 года – в аппарате Совета Министров СССР. Эти суды могли объявить общественное порицание, общественный выговор или передать дело следственным органам для направления в суд в уголовном порядке.
Но замысел Сталина повсеместно «втихую» «спускали на тормозах», хотя несколько судов под контролем Сталина и состоялось. Нужны ли были суды чести тем, кто или никогда не имел ее, или готовился выгодно ее разменять на сытную жизнь при высоком начальстве и т. п.? Недаром в первые же годы хрущевского «руководства» об этих судах забыли прочно и навсегда.
Во всю свою гнусную силу возникал еще один фактор. Дипломат, разведчик и политолог Джордж Кеннан – человек, понявший в Советской России далеко не все, но кое-что к 70-м годам XX века понявший, тогда вдруг забеспокоился о судьбе СССР, без которого Кеннан пророчески не представлял себе стабильного мира. И одним из факторов распада он считал «отсутствие цели в жизни у детей элиты».