«Авантюрист» Берия после смерти Сталина стал инициатором многих реалистичных решений типа прекращения строительства Большого Туркменского канала. Зато «тесно сплотившийся» вокруг «верного ленинца» Никиты Хрущева ЦК не смог противостоять «целинной» авантюре. Молотов и Ворошилов, правда, попытались возражать: мол, техника и средства нужны для подъема сельского хозяйства центральных областей России, но поддержаны не были.
И молодые энтузиасты с песнями поехали навстречу зимним казахстанским степным ветрам… Летом 1954 года они любовались могучей пшеницей, вымахавшей на девственной, никогда не знавшей плуга почве, а осенью с горечью сваливали небывалый урожай в овраги, потому что вывезти его не было никакой возможности…
«Авантюрист» Берия отменил в 1941 году глупейшее назначение роскошной умницы-красавицы Зои Рыбкиной в стрелочницы-разведчицы в тылу немецких армий и направил ее в Скандинавию, к Коллонтай. Зато «восстанавливающие попранную справедливость» хрущевцы укатали полковника внешней разведки Рыбкину в распоряжение ГУЛАГа, возвращенного ими же вновь в МВД. И направили ее начальником спецотдела в лагерь для уголовников в Воркуту.
«Палача» Берии уже не было в живых, но вот что пишет Рыбкина-Воскресенская о ситуации 1954 года:
«В самом страшном положении в лагере находились женщины. Заключенные в женском отделении работали на кирпичном заводе… Женщины в толстых рукавицах и тяжелых сапогах грузили на тачки и вывозили из этого ада кирпич…»
Увы, в полном соответствии с приведенным мной ранее замечанием Диккенса, Воскресенская и в «воркутинской» части своих воспоминаний далеко не всегда точна. Например, она пишет о делах «опоздавших на работу», которые за опоздание «получали по пять лет заключения», причем «их детей на эти годы власти отправляли в детские дома». Этого просто не могло быть. За опоздание виновный мог получить максимум год принудительных работ по месту работы с вычетом четверти заработка.
Однако не по тяжести проступка осужденные, особенно женщины, в лагере имелись. Воскресенская пишет:
«…я отобрала пачку дел и копии с них послала в Центральный Комитет партии, просила обратить внимание на это узаконенное беззаконие. Получила ответ из ГУЛАГа на бланке, который рассылался заключенным. Вижу свою фамилию и типографский текст: «В вашей просьбе отказано»…»
Не было уже ни «диктатора» Сталина, ни «палача» Берии… А женщины все таскали кирпичи, хотя амнистия 1953 года предусматривала прежде всего их освобождение. Воскресенская хлопотала за них в 1954 году, однако это не избавило и ее в глазах «творческой интеллигенции» от ярлыка, наклеенного на Берию. Возможно, читатель помнит приведенное мной ранее свидетельство полковника КГБ Шарапова насчет того, что соседка Зои Ивановны, поэтесса Шагинян, всем рассказывала, что у Воскресенской «руки по локоть в крови»…
Руки у Рыбкиной «в крови» были в той же мере, что и у Берии. А вот при «разоблачившем» Берию Хрущеве дело дошло в 1955 году до вооруженных волнений в лагерях: Горном в Норильске, Речном в Воркуте, в Степлаге, Унжлаге, Вятлаге, Карлаге… В ряде лагерей для ликвидации волнений использовались танковые и артиллерийские части.
Для ликвидации же в верхних эшелонах власти остатков людей чести использовался прокурор Руденко и иже с ним. Так, 16 апреля 1954 года погиб Герой Советского Союза генерал Масленников, полководец, ближайший соратник Берии военного времени по включению войск НКВД в отражение гитлеровской агрессии. Формально он, все еще будучи заместителем министра внутренних дел СССР, застрелился в своем кабинете, но фактически это было убийство.
Генерал Судоплатов, арестованный в пятницу 21 августа 1953 года и относившийся к Масленникову с большим уважением, писал, что позднее узнал: Масленников застрелился после допроса в Прокуратуре СССР, во время которого Руденко настойчиво пытался приписать ему причастность к якобы плану Берии ввести в Москву войска МВД и арестовать правительство.
Судоплатов разъяснял:
«Такого плана в действительности не существовало, и Масленников решил: лучше покончить с собой, чем подвергнуться аресту. Так он защитил честь генерала армии».
У рыцарственного Масленникова действительно не было иного выхода: в 1954 году он не мог не сознавать, что хрущевцы не позволят ему защитить честь чекиста и офицера иначе, и в случае ареста состряпают любые его «показания», как это было в случае с Берией.
Ряды людей чести редели, зато множились ряды людей бесчестных и не то чтобы бесхребетных, а с хребтом, но – с услужливо гибким.
ПРОШЕЛ 1954 год, заканчивался год 1955-й… И в хрущевском Кремле затевалась новая авантюра, на этот раз – политическая: готовилась небывало массовая реабилитация «жертв репрессий 1937–1938 годов». У хрущевцев получалось так, что в те годы не было ни «пятой колонны», ни троцкистов и оппозиционеров, ни антисоветских сил, ни вредительства, ни откровенных, ни замаскировавшихся врагов партии и Советской власти.