Обвиняли Влодзимирского также в участии в похищении и ликвидации в 1940 году жены маршала Кулика – К.Симонич-Кулик. Что ж, не исключаю… «Жена маршала Кулика» – это звучит внушительно. Но все «обличители» забывают сообщить, что пятидесятилетний и уже потасканный Кулик женился на… 18-летней подруге дочери, и вокруг свежеиспеченной «мадам маршальши» начали виться подозрительные по шпионажу личности. Сегодня – ничего вроде бы серьезного… А завтра? Нет, дело с этой сомнительной «маршальшей» спустя десятилетия выглядит еще более темным, чем в реальном масштабе времени. И я не исключаю, что Сталин решил не рисковать и санкционировал тайную операцию. Как не исключаю я и того, что эту Симонич могли ограбить и убить уголовники, а уж в 1953 году это когда-то нашумевшее дело пристегнули к «преступлениям» Берии…
В ЗВЕРСТВАХ и пытках «в застенках НКВД» обвиняют не только Берию, но и, например, заместителя наркома внутренних дел СССР в 1941–1943 годах, министра государственной безопасности СССР в 1946–1951 годах Абакумова. Обвиняют его в рукоприкладстве и в те времена, когда он подчинялся только Сталину, возглавляя контрразведку «Смерш» Наркомата обороны СССР. Скажем, Судоплатов пишет, что периодически избивали в 1943–1947 годах арестованного Абакумовым комиссара ГБ Ильина, что Абакумов выбил «в первую же ночь» допросов два передних зуба генералу Теплинскому…
Но писатель Кирилл Столяров приводит (в том числе в факсимильном воспроизведении) весьма важный документ – письмо Абакумова из тюрьмы на имя Берии и Маленкова. Подлинность его не подвергают сомнению даже «демократические» «исследователи».
Абакумов был снят с поста министра в 1951 году в результате подачи в ЦК ВКП(б) заявления старшего следователя Следственной части по особым делам МГБ СССР Михаила Рюмина. Столяров утверждает, что Рюмин написал его прямо в кабинете секретаря ЦК Игнатьева (он Абакумова в МГБ вскоре и сменил). Вряд ли это так, но заявление Рюмина – факт общеизвестный. И 4 июля 1951 года по нему была создана комиссия Политбюро в составе: Маленков (председатель), Берия, Шкирятов, Игнатьев.
12 июля 1951 года Абакумова арестовали. Безусловно, не в одной докладной Рюмина было дело – с одной стороны, Абакумов начинал мешать ряду партократов, с другой же, за ним действительно имелись серьезные служебные проступки. Так или иначе, Абакумов оказался в Лефортово, откуда и написал упомянутое выше письмо.
Берия давно не возглавлял спецслужбы и не курировал их единолично – после ареста «ленинградца» Кузнецова главным куратором «органов» был Маленков. Он в первую голову готовил документы Политбюро по вопросам МГБ, он возглавлял комиссию по Абакумову и т. д.
Однако в ниже приводимом письме Абакумов обращался к Берии и Маленкову явно как к членам Политбюро, как к руководителям государства, зная, что в этом случае его письмо в МГБ Игнатьева не осядет (такой порядок при обращении арестованных к членам Политбюро соблюдался строго).
И вот что писал Абакумов 18 апреля 1952 года:
«Товарищам Берия и Маленкову.
Дорогие Л.П. и Г.М.! Два месяца находясь в Лефортовской тюрьме, я все время настоятельно просил следователей и нач. тюрьмы дать мне бумагу написать письма Вам и тов. Игнатьеву…
Со мной проделали что-то невероятное. Первые восемь дней держали в почти темной, холодной камере. Далее в течение месяца допросы организовывали так, что я спал всего лишь час-полтора в сутки… На всех допросах стоит сплошной мат… оскорбления, насмешки… Ночью 16 марта меня схватили и привели в так называемый карцер… Такого зверства я никогда не видел и о наличии в Лефортово таких холодильников не знал…» и т. д.
Из письма Абакумова однозначно следует, что меры физического воздействия стали нормой для МГБ Игнатьева, а вот для НКВД Берии и МГБ Абакумова они были настолько несвойственны, что Абакумов, «кадр Берии», зверствами игнатьевцев был шокирован. А раз так, вряд ли он и сам дробил челюсти и ребра своим подследственным… Как в НКВД – при Берии, так и в «Смерше», в МГБ, возглавляя их.
«А как же свидетельство генерала Судоплатова?» – спросит читатель. Но я отвечу ему цитатой из письма Чарльза Диккенса, написанного 4 февраля 1868 года из Вашингтона своему близкому другу Джону Форстеру: