Берия. Лучший менеджер XX века.

Это с Черчиллем Сталин всегда держал ухо востро, а порох в пороховницах сухим. А Мыкыта-то был свой… Причем не только для Сталина, но и для Берии. Да, и Сталин, и Берия, как и всякие труженики, были в чем-то неистребимыми идеалистами и верили в товарищей по партии и руководству страной. Потому Берия и Хрущеву верил. Во всяком случае, несмотря на всю сомнительность обстоятельств смерти Сталина, вряд ли Берия мог заподозрить прямое предательство интересов дела со стороны кого-то из членов Президиума ЦК.

В 1998 году в № 5 журнала «Новая и новейшая история» профессор Наумов задался вопросом: «Был ли заговор Берии?» И даже «историк»-«демократ» не смог дать на этот вопрос утвердительный ответ в свете впервые «открытых»

тогда документов. Зато он сообщает немало интересного об антибериевском заговоре Хрущева.

Прямо об этом же пишет такой «слуга всех господ», как Федор Бурлацкий, ближний референт Хрущева. Бурлацкий ссылается на воспоминания своего патрона, которому сразу после смерти Сталина «запало в сознание, что надо первым делом убрать Берию»… И тут я верю как самому Хрущеву, так и Бурлацкому.

А Берия…

Да если бы Берия, вернувшись в объединенное МВД, был циником и интриганом, то уже с первых дней действительно готовил бы переворот и, повторяю, провел бы его быстро и эффективно. И провел так, что внешне это не выглядело бы как переворот. Просто Хрущев в одночасье, скажем, занемог бы… И вскоре был бы с почестями похоронен на Красной площади.

А предсовмина Маленков скоропостижно скончался бы от нервного потрясения после смерти такого выдающегося вождя советского народа. Очередность «великих утрат» могла бы быть, впрочем, и обратной.

Почему не предположить такое развитие событий — если уж Берия был «признанным людоедом и интриганом», стремящимся к единоличной власти? А далее исполняющий обязанности предсовмина Берия при помощи, скажем, членов Президиума ЦК Первухина, Сабурова и Микояна быстро созвал бы пленум ЦК, предварительно известив всех изгнанных из Президиума ЦК образца 1952 года, что намерен вновь расширить Президиум до прежних пределов. И тот же 47-летний экс-член Президиума ЦК, секретарь ЦК Михайлов, который на июльском пленуме распространялся о «подлой, провокаторской деятельности врага партии и народа Берии», расхваливал бы товарища Берию за внимание к молодым перспективным кадрам. И дело было бы в шляпе, которую из всего тогдашнего руководства носил только Берия.

Ничего этого Берия не сделал, однако партократ Шепилов и после того, как был отставлен Хрущевым, гнул свое: «Крупная заслуга Хрущева в том, что по его инициативе был обезврежен Берия — страшный человек, руки которого в грязи и крови».

И понятно почему — Шепилов был личностью обаятельной, но политически бесчестной. Берия же никого обаять не стремился, но честь имел. И поэтому они с Шепиловым были антиподами, а вот с Хрущевым Шепилов был «одной крови». Профессор Наумов писал, что после ареста Берии «чиновники больше не боялись ареста, который при Сталине был возможен для каждого из них в любую минуту. Партийно-советская номенклатура стала чувствовать себя свободнее и действовать более раскованно»…

Ответственность за истинность утверждения относительно угрозы ареста «в любую минуту» я возлагаю исключительно на В.Наумова, а вот насчет распустившей пояса номенклатуры я с ним полностью согласен, но с одним уточнением в отношении очень, увы, многих: «…более раскованно в удовлетворении своекорыстных интересов». Причем Наумов кое о чем проговорился, этого не заметив, а я внимание читателя на его промах обращу… Профессор Наумов сообщил, что стала чувствовать себя свободнее партийно-советская номенклатура, но ведь была же еще и номенклатура народнохозяйственная. И она-то после ареста Берии, наоборот, была осмелевшими малокомпетентными «партократами» зажата.

Нужен пример?

Пожалуйста! Причем это свидетельство человека, к Берии не расположенного, известного ракетчика Б.Е. Чертока. В своем капитальном труде «Ракеты и люди» он сообщает, что министр Устинов, занявшись ракетными делами, к 1949 году понял-де всю «несуразность» структуры ведущего НИИ отрасли — НИИ-88, но на реорганизацию не отважился, поскольку над ним стоял «всесильный» аппарат Оборонного отдела ЦК ВКП(б) во главе с Иваном Сербиным, имевшим прозвище «Иван Грозный».

Без санкции Сербина были невозможны никакие изменения, поощрения и т. п., причем Черток вспоминает, что не раз имел возможность лично убедиться: министры этого партократа «побаивались» и «никогда не рисковали» спорить с ним.

А вот в атомной и противовоздушной отраслях все было, по словам Чертока, принципиально иначе, и он даже с некой грустью сообщает, что там, где руководил Берия, все кадровые, например, решения принимал Ванников, согласовывая их с Курчатовым и представляя на утверждение Берии. А «небольшой аппарат Спецкомитета № 1» готовил проекты постановлений о назначениях, которые Берия давал на подпись Сталину.