К 1948 же году, снимая кардиограмму Андрею Андреевичу Жданову, она, опытный практический врач, поставила диагноз «инфаркт миокарда в области левого желудочка и межжелудочковой перегородки». Но кремлевские профессора В.Н. Виноградов, В.Х. Василенко и П.И. Егоров, лечащий врач Г.И. Майоров и врач-диагност С.Е. Карпай заявили, что ничего серьезного не произошло.
Жданова, впрочем, и до этого «лечили» так, что «лечение» само по себе было преступлением. Если не государственным, то уж врачебным — точно! Так, Майоров передоверил уход за больным медсестре, а сам часами ловил рыбу — дело происходило на Валдае, в санатории «Долгие броды».
Не привлекательнее выглядел и главный терапевт «Кремлевки» профессор Виноградов. Слово «терапия» вообще-то происходит от греческого «therapeia» — «забота, уход». Но этот ренегат гиппократовой клятвы вместо организации повседневной заботы о здоровье руководства страны сосредоточился на другом. Он «одновременно заведовал кафедрой в 1-м Московском медицинском институте, был главным редактором журнала «Терапевтический архив», заведующим электрографическим отделением Института терапии АМН СССР и занимал ряд других должностей». Я пользуюсь здесь сведениями из книги Г. Костырченко «Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм», изданной в 2001 году на средства Еврейского конгресса.
Такие вот любители зашибать доходы где только можно и определяли облик Лечебно-санитарного управления Кремля! Сам Костырченко пишет:
«В знаменитой «Кремлевке», как и повсюду (н-да. —
«Созданная «органами» атмосфера всеобщей слежки и доносительства» — это на совести (если она у него есть) Костырченко… На таком, скажем, сверхрежимном «объекте», как атомное КБ-11 в Сарове, ничего подобного не было — там царила атмосфера деловой сосредоточенности, разгильдяйство, конечно, не поощрялось.
«Какимъ образомъ создалась эта круговая порука снисходительности — я объяснить не берусь, но что порука эта была некогда очень крепка — это подтвердитъ каждый провинциалъ».
Г. Костырченко не провинциал, но вот же — тоже подтверждает, что порука профессорствующих прохиндеев в «Кремлевке» была крепка, и в итоге Тимашук заставили переписать заключение в соответствии с профессорским диагнозом: «функциональное расстройство на почве склероза и гипертонической болезни».
Начальник Лечсанупра Кремля профессор Егоров 28 августа 1948 года записал в истории болезни:
Врачебная ошибка — вещь страшная, но возможная для любого врача… Однако в данном-то случае все было вполне прозрачным — инфаркт кардиограмма показывала уверенно! Да и как можно было барски пренебречь заключением опытного профессионала Тимашук, которая не занимала, как Виноградов и иже с ним, вереницы прибыльных должностей, зато всю жизнь занималась своим прямым делом — лечила людей?!
Тимашук обратилась с письмом к начальнику Главного управления охраны МГБ Власику. И 6 сентября 1948 года профессор Егоров собрал в своем кабинете совещание, где заклеймил Лидию Федосеевну как невежественного врача и «чуждого, опасного» человека.
Для всей этой «теплой» компании Тимашук действительно была опасна, как опасен для негодяев любой честный человек. И Егорова поддержали Виноградов, Майоров, патологоанатом Кремлевской больницы Федоров, профессор Василенко.
Виноградов тогда еще пользовался полным доверием Сталина (он «лечил» и его, и других членов Политбюро, сопровождал Сталина в 1943 году в Тегеран), и письмо Тимашук тогда удалось замять. Виноградов заявил министру здравоохранения СССР Е.И. Смирнову: «Или я буду работать в Кремлевской больнице, или она».
Оставили, к сожалению, профессора, а Тимашук перевели в один из филиалов «Кремлевки».