Берия. Лучший менеджер XX века.

Думаю, теперь ясно, что суммарная цифра в 22 618 человек включает в себя не только чекистов, но и милиционеров, пожарных, личный состав пограничных, внутренних и конвойных войск и персонал «гражданских» структур НКВД.

Собственно, Геннадий Костырченко сообщает, что с 1 октября 1936 года по 1 января 1938 года было арестовано 1220 чекистов. И эта цифра хорошо «вписывается» в общие цифры по НКВД, а также корректно соотносится с тем возрастанием числа арестов в НКВД, которое мы наблюдаем по сравнению с 1933 годом.

Автор сводной справки ФСБ лукаво «подверстал» к НКВД с его разросшимися функциями всего один годик «чистого» ОГПУ, и тем произвел в сознании тех, кто будет знакомиться со справкой, ловкую подмену.

Арестованный сотрудник ОГПУ — хотя это может быть и проворовавшийся бухгалтер из Административно-хозяйственного управления — в сознании большинства чекист. И соединение в справке ОГПУ и НКВД в нечто единое обеспечивает большинству уверенность в том, что все арестованные, отмеченные в справке, — чекисты.

Надо признать — сработано неплохо! Но ложь есть ложь… Это правду нельзя разоблачить никогда и никак — на то она и правда. А ложь разоблачить можно, хотя и не всегда делать это просто.

Но мы ее разоблачили, уважаемый читатель, не так ли?

ВОТ как много можно понять, анализируя всего лишь два столбика цифр!

Но всю злостность клеветы на Берию можно проиллюстрировать и примерами прямых фальсификаций, на которые впервые обратил внимание тот же Игорь Пыхалов и которые я сейчас приведу.

В 1995 году еженедельник «Новости разведки и контрразведки» (№ 15–16, с.4) писал о разведчике Федоре Карповиче Парпарове:

«27 мая 1938 года Парпаров был арестован по указанию Берии и находился под следствием до июня 1939 года. Освобожден из-за отсутствия состава преступления (шпионаж)».

В том же 1995 году Служба внешней разведки издает краткий биографический справочник «Ветераны внешней разведки России» (даже имени СССР в СВР ельцинского образца тогда боялись. — С.К.), и там утверждается:

«По указанию Берии к середине 1938 года почти все резиденты внешней разведки были отозваны в Москву, многим из них выражено недоверие, и назад они не вернулись» (стр.161).

А в биографии разведчика Григория Сергеевича Сыроежкина сказано, что он-де в 1938 году «в частной беседе высказал мнение о невиновности Тухачевского и других военачальников, дела которых были состряпаны Берией и его подручными» (стр. 140).

В мае 1938 года Берия еще перерезал ленточки на дверях новеньких, только что освобожденных от строительных лесов, зданий в Тбилиси. И давать указаний об аресте Парпарова, как и вообще кого-либо из разведчиков, не мог. Зато он дал указание о его освобождении после проверки и зачислении — как и других, эту проверку прошедших, — в кадры внешней разведки.

По той же причине — отсутствие отношения к делам Лубянки в 1937 году — Берия никак не мог что-либо «стряпать» в отношении Тухачевского.

Похоже, впрочем, традиции недоброкачественного сочинительства и очернительства Берии в постсталинской нашей разведке имеют глубокие корни. Был такой — его сейчас аттестуют выдающимся — разведчик Дмитрий Быстролетов. Аттестуют его и непременно как жертву бериевского-де произвола.

Вообще-то этот вроде бы действительно профессионал таковым в своих мемуарах не выглядит. Скажем, он сам пишет, что при аресте у него изъяли «альбомы с фотографиями, сделанными… в Африке, Европе и Америке, — почти три тысячи лучших снимков, собранных в течение восемнадцати лет беспрерывных скитаний по свету».

Прочтя это, я ошалел. А если бы все эти снимки изъяли при его аресте за кордоном? Это же для любого следователя ценнейший материал! Вот так конспиратор! А между прочим, ученик Артузова и Слуцкого…

Тем не менее личность это была, насколько я себе его представляю, действительно незаурядная, и результаты он мог давать порой действительно выдающиеся, очень уж был ярок и артистичен. О таких еще не без оснований говорят: блестящий авантюрист.

Родился в 1901-м, с 1925 года — в ИНО ОГПУ, нелегал. В 1938 году арестован, направлен в лагерь, в 1954 году реабилитирован, но почему-то уже к работе не привлекался. Умер в 1975 году в Москве.

В 1969 году по указанию Андропова ему дали отдельную квартиру, и Быстролетов занялся литературным трудом. Работал и над воспоминаниями, начатыми не в писательском, к слову, Переделкине, а еще в 1939 (!) году в Норильском исправительно-трудовом лагере (!).