«…
А ведь действительно – странно. Нацисты должны были бы лишь радоваться «ослаблению военной мощи красных», а они скорбят о казнях якобы носителей этой мощи…
Когда кого-то жалеет враг – это всегда странно.
Вот и еще одна «американская» деталь лета 1937 года…
28 июня посол США уже в СССР – Джозеф Эдвард Дэвис – направил в Вашингтон шифр-телеграмму № 457, где опровергал слухи о массовом недовольстве в Советском Союзе и о неминуемом крушении Советской власти.
«Что касается дела Тухачевского, – сообщал Дэвис, – то корсиканская опасность пока что ликвидирована…»
И это была объективная информация – для своих.
2 же июля посол (крупный бизнесмен, к слову) произносил иные речи. В этот день он встретился с наркомом иностранных дел СССР Литвиновым. В официальной записи их беседы Литвинов отметил:
И далее Литвинов сообщал, что, по словам Дэвиса, «выводы, нелестные для нашего режима и Красной Армии», содержатся также в «40 передовицах наиболее ответственных американских газет». В скобках замечу, что примерно в эти же дни по США триумфально (есть же фото!) проехали Чкалов, Байдуков и Беляков, завершившие 20 июня беспосадочный перелет через Северный полюс в США. А вскоре не менее триумфально Америка встретит летчиков Громова, Юмашева и Данилина… Так что Дэвис вряд ли был очень уж искренен – он преследовал вполне определенную цель: добиться интервью у Сталина «какого-нибудь крупного журналиста – американского, английского или французского»…
Сталин – по замыслу только что вернувшегося из Штатов Дэвиса – должен был «путем такого интервью… рассеять все сомнения и недоразумения и восстановить веру в прочность режима и в силу Красной Армии».
Но вряд ли это была идея лишь Дэвиса, и вряд ли он так уж был заинтересован в силе РККА (хотя кое-кто в США хотел бы видеть в СССР противовес Японии). Скорее это была попытка общего зондажа внутриполитической ситуации в России.
19 августа – даром что на призыв Дэвиса никто не откликнулся – в Москву приехал редактор иностранного отдела журнала «Тайм» Лэйрд Голдсборо с намерением получить интервью от Сталина, или Калинина, или – в случае невозможности – «от кого-либо другого из руководителей партии и правительства».
Однако и Голдсборо уехал несолоно хлебавши – Сталину было не до интервью.
Если в марте, когда он давал интервью Говарду, он был уверен в себе, в партии, в стране, то теперь – после июньского процесса военных и июньского Пленума – он был, надо полагать, как натянутая струна. И обнаруживать это свое состояние перед ушлыми газетчиками было совершенно ни к чему.
Не до интервью сейчас было – слишком много, оказывается, накопилось внутри «верхов» страны гноя и гнили. Да и в «низах» имелся, увы, тоже гнилой элемент…
Вот почему внешние и внутренние враги России могли питать пусть и слабые, но надежды на то, что утвержденная сталинским Политбюро репрессивная «операция» может стать удобным поводом для принципиального подрыва позиций Сталина и его соратников, для создания действительно массового недовольства в стране и на этой базе – антисталинского переворота.
МНОГОЕ, многое, до этого скрытое, годами накапливавшееся, в этот год проявилось видимо. И прежде всего, злой волей сознательных врагов и Советской власти, и врагов Сталина (то есть, по сути, врагов той же Советской власти) объясняется то, что среди репрессированных оказалось так много невинных.
Они были!