Читаем Берия. Судьба всесильного наркома полностью

— В отношении звонков, — продолжал заметно сникший Багиров. — Я уехал отсюда после смерти товарища Сталина 16 марта. За это время он один раз мне звонил. За 15 лет своего пребывания здесь, в Москве (я не хочу снимать с себя ответственность за то, что я не мог раскусить этого человека, не в оправдание себя я это говорю), я у него был один раз дома, и то с товарищем Сталиным, а в остальное время всегда встречал так, или заезжал за мной он. Но особенно в последние годы он почему-то избегал.

— Товарищ Багиров, — раздался голос с места, — когда Вы начинаете оправдываться, то делаете это не в полный голос. Вы скажите, что ЦК за последние годы забыли…

— Я? — удивился Багиров.

— Ходили к шефу, — подтвердил неизвестный член ЦК.

— Я? — еще больше удивился Багиров.

— И ходили все время к Берии", — подытожил аноним.

Теперь Багиров ощутил дыхание смертельной опасности, но все же попытался закончить оправдательную речь. Вышло жалко: "Не знаю, есть ли такое основание у товарищей предъявлять мне такое требование, может быть, оно и имеется, но я, например, ЦК ни на минуту не забывал и по всем вопросам, когда мне нужно было разрешать их, всегда звонил кому-нибудь из секретарей ЦК. Я Берия шефом Азербайджана не мог считать, хотя он и пытался это делать. Это другое дело. Может быть, товарищ Игнатов выступит и более подробно скажет, но я не могу на себя этого взять и сказать о том, что я обходил ЦК. Я больше вам скажу: всегда, когда я здесь бывал, и в ЦК, и во все министерства, во все организации ходил, и если на то пошло, очень редко, когда у Берия наедине".

— Это другое дело, — удовлетворенно заметил кто-то в зале. Наконец-то Мир Джафар Аббасович начал колоться!

— Я хочу рассказать, как есть. Это дело Пленума ЦК, как он будет реагировать.

И участники пленума отреагировали весьма сурово. М.А. Суслов зло заметил:

— Инструктора ЦК побаивались ездить в Азербайджан.

— В Азербайджан? — изобразил удивление Багиров.

— Да, в азербайджанские организации, — подтвердил Суслов, — боялись, что у вас есть шеф.

— Не знаю, может быть, — растерялся Багиров.

— Товарищ Багиров, — прервал его Маленков, — ты оправдываешься, не нужно этого. Ты был близок к Берия, не этот вопрос сейчас обсуждается.

— Правильно, — поддержали Георгия Максимилиановича.

— И пленум поэтому недоумевает, — продолжал Маленков. — Ты оправдываешься, защищаешься. Тебя видели больше, чем всех других, обнимающимся с Берия. (Маленков предпочел забыть, как Никита Сергеевич только что притворно каялся, как они с Георгием Максимилиановичем обнимался с Берией, разумеется, в благих целях разоблачения врага народа!/ — Б. С./). Не в этом дело совсем, не нужно говорить об этом, он разоблачен.

Багиров вконец запутался, чего же все-таки от него хотят старшие товарищи, то ли разоблачения Берии, то ли, наоборот, саморазоблачения его, Багирова, тесных связей с Берией. Похоже, что на самом деле Маленкову и Хрущеву требовалось последнее. А это в перспективе грозило лидеру азербайджанских коммунистов смертным приговором. И упавшим голосом он закончил свою путаную и сбивчивую речь:

"В отношении разоблачения я сказал и вот в отношении того, что Никита Сергеевич сказал вчера, я сказал.

Разоблачение Президиумом Центрального Комитета партии этого матерого, хитрого и ловкого врага, в свое время нерешительные действия Президиума являются лучшим доказательством правильности и прозорливости партии (Тут уж глава азербайджанских коммунистов совсем зарапортовался. — /Б. С./). Это есть гарантия, верная гарантия того, что любая попытка, с чьей бы стороны это ни было, поколебать единство рядов нашей партии будет беспощадно сокрушена…

Я, товарищи, не знаю, я считаю, что я был, есть и остаюсь до конца своей жизни верным великим заветам Ленина-Сталина, верным солдатом своей партии, в любой момент готовым на выполнение любых заданий партии и правительства.

Я не оправдываюсь, я хочу просто сказать, мне больно некоторые реплики товарищей слушать. Может быть, в моей работе много ошибок бывает, но единственное, что я всегда делаю, это одно: служить партии, служить народу, служить стране, служить социализму, служить коммунизму, — вот все, что я могу сказать".

Эта речь не спасла Багирова, хотя нельзя сказать, что она его погубила. Судьба несчастного секретаря компартии Азербайджана была предрешена отнюдь не теми тысячами невинных, которых Багиров загубил в период Великой Чистки. И не тем, что по части злоупотреблений, кумовства, взяточничества, роскошных дворцов, построенных для самого Багирова и его родственников, Азербайджан, как показали проводившиеся еще при Сталине проверки, занимал едва ли не первое место в Союзе. Товарищи из Президиума ЦК решили, что служить коммунизму Мир Джафар Аббасович больше не будет. Крах Багирова был вызван его близостью к Берии. Сразу после Июльского пленума Багирова сняли с руководства компартией Азербайджана, в 1954 году арестовали, а в 1956 году расстреляли по обвинению в незаконных репрессиях. Вместе с Багировым судили и С.Ф. Емельянова, который получил 25 лет.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное