Берия. Судьба всесильного наркома

Был расстрелян и еще один участник пленума, В.Н. Меркулов, но уже вместе с Берией. Остальные уцелели, но карьеры их, в подавляющем большинстве случаев, застопорились или обернулись вспять. Так что можно сказать, что осуждал Берию в основном народ политически мертвый. А многие из них и остались в истории только благодаря Лаврентию Павловичу. Завенягина, например, и помнят-то только как заместителя Берии. В основном же в зале была серая секретарская масса, которая не без удовольствия топтала того, который в чем-то возвышался над общим весьма невысоким интеллектуальным и деловым уровнем номенклатуры. И не без мазохистского наслаждения вспоминали, как унижал их Лаврентий Павлович, по матушке посылал, расстрелом грозил. И забывали, что иначе они работать просто не привыкли. В тоталитарной системе власти только жесткий нажим сверху, при Сталине — вплоть до расстрела нерадивых исполнителей, заставлял нижние эшелоны власти работать в полную силу. Ведь контроля и нажима со стороны избирателей не было и быть не могло — на выборах 99,9 процента всегда голосовали "за". Но в иной системе номенклатура существойвать не могла. Берия же по своим деловым качествам стоял на голову выше подавляющего большинства участников пленума. И вряд ли отличался в худшую сторону от них по своим морально-нравственным качествам. Разве что крови у Лаврентия Павловича на руках было гораздо больше, чем у рядовых членов ЦК, но это уже по должности — все-таки был членом Президиума (Политбюро), и в такое время. Он вознамерился изменить систему. И поплатился жизнью.

Финал

Прежде чем понять, когда и как умер "лубянский маршал", я хочу предоставить слово его тюремщику — коменданту штаба Московского округа ПВО майору Хижняку. Вот что он сообщил в интервью газете "Вечерняя Москва" 28 июля 1994 года:

"… Вышли из здания (Совмина. — /Б. С./) генералы Москаленко, Бакеев, Батицкий, полковник Зуб, подполковник Юферев — адъютант командующего, полковник Ерастов. Среди них Берия. В автомашину слева от Берии сел Юферев, справа — Батицкий, напротив Зуб и Москаленко. Тронулись. Впереди — "ЗИС-110", за ним — автомашины с пятьюдесятью автоматчиками. Минут через сорок-пятьдесят приехали на гарнизонную гауптвахту…

Двадцать седьмого меня вызвал командующий (К. С. Москаленко. — /Б. С./) и сказал, что мне поручен уход за Берией. Я должен готовить пищу, кормить его, поить, купать, стричь, брить и, по его требованию, ходить с дежурным генералом на его вызов… Когда командующий сказал, что я прикреплен к нему, мне сказали: "Несите пищу". Пошли генерал Бакеев, полковник Зуб, и я понес пищу… Хорошая пища, из солдатской столовой. Он сидел на кровати, упитанный такой мужчина, холеный, в пенсне. Почти нет морщин, взгляд жесткий и сердитый (было отчего сердиться!/ — Б. С./). Рост примерно 160–170 сантиметров. Одет в костюм серого цвета, поношенный. Сперва он отвернулся, ни на кого не смотрел. Ему говорят: "Вы кушайте". А он: "А вы принесли карандаш и бумагу?" "Принесли", — ответил командующий. Он тут же начал писать… Когда я дал ему кушать, он эту тарелку с супом вылил на меня — взял и вылил (для майора Хижняка солдатский суп, наверное, был хорош; Берия же привык к более изысканной пище и, скорее всего, воспринимал то, что ему принесли, как лагерную баланду; да и аппетит после всего происшедшего у Лаврентия Павловича, точно, исчез — от переживаний и произошел нервный срыв. — /Б. С./). Все возмутились. Строго предупредили. Но бумагу и карандаш ему оставили. В тот раз есть он вообще не стал…

Я был ежедневно, до двенадцати раз в сутки. Скоро его перевели в штаб округа на улице Осипенко, 29. Там мы пробыли три-четыре дня, а потом там же перевели в бункер большой, где был командный пункт, во дворе здания штаба…"

На вопрос корреспондента, сколько продолжался суд над Берией, Хижняк ответил: "Больше месяца. Ежедневно, кроме субботы и воскресенья. Они работали с 10 до 18–19 часов. Конечно, с перерывом на обед". Бывший комендант опроверг также распространенные слухи, будто перед расстрелом Берия на коленях просил пощады: "Не было этого. Я же с самого начала до конца был с ним. Никаких колен, никаких просьб… Когда его приговорили, мне генерал Москаленко приказал съездить домой (Берия жил на углу улицы Качалова[14] и Вспольного переулка) и привезти Берии другой костюм (до того он был все время в сером, в каком его арестовали в Кремле). Я приехал, там какая-то женщина. Я сказал, кто я такой. Мне надо костюма Она мне его подала. Черный…

Я переодел его. Костюм серый я сжег, а в костюм черный переодел. Вот когда переодевал, он уже знал, что это уже готовят его.