Бёрк. Оборотни сторожевых крепостей

– Подальше с глаз долой. Чтоб не напоминали про постоянную угрозу. Люди считают проклятых заразными. Как бы ни доказывали лекари обратное, страх перед калеками не проходит. И закон не отменяют.

– Что еще за закон такой?

Девочка не очень понимала, что говорила мать, но слушала внимательно, словно это была очередная сказка. Очень страшная сказка, в которой главная роль отведена ей.

– По закону, проклятых отвозят в специальные обители. Там они должны в молитвах и труде прожить остаток своих дней. Теперь ты одна из них.

– Проклятая?

– Я надеялась, что Келли тоже выживет, и вы пойдете вместе…

Женщина снова закашлялась, и её хрипы смешались с всхлипыванием.

– Мама, мама!

– Я не знаю, что делать дальше… Будь на дворе лето, тебя бы отвезли в обитель, но сейчас… все дороги замело… Нас сожгут… А я слишком слаба…

Она упала на одеяло и горько заплакала. Дочка гладила её по волосам и, пытаясь успокоить, приговаривала:

– Моя мама самая умная, моя мама самая сильная…

Ребенок не знал, что еще говорить. Из-за материного бессилия ей становилось страшно. Они остались единственными живыми в этом доме, и ей не к кому было обратиться за помощью. Вся остальная её семья перестала существовать, хоть тела родных и лежали в соседней комнате, накрытые с головой простынями.

– Правильно, – встрепенулась мать. – Правильно. Я сильная, я смогу.

Она встала с сундука, на котором спала этой ночью девочка, и, пошарив в темноте, зажгла свечку. Женщину пошатывало, словно пьяную, все движения давались ей с трудом – так вымотала её лихорадка. Казалось, вот-вот упадет и больше не поднимется. На толстый свитер женщина надела куртку, на голову повязала платок. Потом поправила одежду на дочери. Из-за холода та спала одетая – в сапогах и заячьей шубейке.

Лицо ребенка было не таким бледным, как у матери – легкий румянец вернулся на её щечки, доказывая, что болезнь действительно отступила. Струпья от нарывов подсохли и покрылись темной корочкой. Через неделю они отпадут, и на коже останутся красные кратеры шрамов.

– В обиталище проклятых я отведу тебя сама, – заявила мать и потянула ребенка в сенцы.

– Как мы пойдем? – растеряно спросила девочка. Она понимала, что каждый шаг дается матери с трудом. – Ты ведь болеешь.

– Больше некому… Я справлюсь. – Уверенности в голосе матери было мало, зато полно решимости.

– Но двери и окна закрыты, как мы выберемся? – забеспокоилась девочка.

Оконные проемы с улицы накрест забили досками, а двери просто заколотили гвоздями. Никто не должен был покинуть дом до самой смерти. Их лишили возможности выйти даже за дровами и водой. Деревянная ловушка должна была стать надежной преградой для болезни.

– Мы убежим через чердак.

В сенях стояла старая отполированная годами лестница, над ней люк в потолке. Мать поднималась долго, отдыхая на каждой ступеньке. Следом проворно, словно ласка, забиралась девочка. Под крышей пахло сушеными фруктами и травами, висящими пучками на балках. С перекладин свисали гирлянды лука, сплетенного в косы. В холодной темноте играл сквозняк, раскачивал паутину в углах и шуршал шелухой. Вдоль стены пробежала потревоженная мышь. Сюда поднимались нечасто, и место казалось заброшенным.

– Через окно, – подтолкнула мать девочку к слуховом окошку с одной затянутой слюдой створкой.

Оно было небольшим, но достаточно широким, чтобы мог пролезть взрослый человек.

– Там высоко! – испугалась девочка, глянув вниз.

Серая предрассветная марь размыла контуры предметов, и казалось, что земли внизу совсем нет.

– Не бойся. С той стороны намело большие сугробы, и мы упадем как на перину. – Женщина первая переступила раму и встала на тонкий карниз. Доска протестующе заскрипела, напоминая, что установлена здесь не для этого. – Давай руку.

Девочка доверчиво схватилась за рукав материнской куртки и, когда женщина отпустила раму, выпала из окна вслед за ней. Внизу и правда навьюжило целый стог снега. Упав на покрытый тонкой корочкой скат, они провалились в сугроб.

– А-а-а! – успела пискнуть девочка, но мать тут же зажала ей рот.

– Тише, нас могут услышать.

– Они погонятся за нами?

– Не знаю… Нет… Но лучше идти тихо.

Подняв дочь, женщина отряхнула её от снега и, тяжело ступая, выбралась на утоптанную дорогу, лежащую между дворов. Только сейчас мать вспомнила, что не взяла с собой даже остатки черствого хлеба, чтобы подкрепиться в пути.

В деревне еще спали, и беглянок никто не остановил. Выходя за околицу, они встретили солнце, поднимавшееся над белым полем.

– У нас все получится, – шептала женщина. – Только нужно все время идти в сторону болот, туда, где видно горы.

– Мы идем к проклятым?

– Да.

– Когда найдем их, останемся с ними жить?

Девочка воспринимала их с матерью побег как интересное приключение. Весь смысл происходящего не доходил до детского сознания.

– Ты будешь с ними жить.

– А ты? Где будешь ты?

2. Сфенос

Сфенос шел так быстро, как позволяло раненое колено и зыбучая поверхность болота, но слишком медленно, чтобы убежать от своих страхов. Он часто оглядывался назад и постоянно водил своими острыми изодранными ушами, прислушиваясь к завыванию ветра.