Читаем Берко кантонист полностью

— Ладно. А теперь мы с тобой посчитаем. Выбирай одно из двух: если я буду считать — сто, если ты — пятьдесят. Только если собьешься, то снова. Понял?

— Я понял, что мне надо в баню.

— Вот я тебе баню и хочу задать. Понимаешь?

— Я понял, только лучше считайте вы, господин фельдфебель.

— Эге! А еще рифметик! Неужто боишься не сосчитаешь?

— Так мне же лучше, если вы насчитаете мне сто. Тогда я уже не смогу пойти к генералу. Он спросит вас: «Почему не пришел Клингер? С кем я буду считать?»

— Ах ты, поганец! Ладно, считай, ходи, пока не надоест генералу, а потом мы с тобой посчитаемся. Разойдись! — приказал фельдфебель кантонистам.

— Слаба рука у Онучи стала! — как будто даже с сожалением вздохнул кто-то из кантонистов, — когда Онуча отошел.

— Всех, летом прибывших, к командиру! — прокричал в дверь вестовой. — На пробу голосов!

— Берко, ступай, у тебя голос звонкий, може он тебя в хор запишет; тогда и пороть не будут, — послал племянника Штык. — В классе спевка-то, туда и иди. Наш хор на всю губернию известен.

В классе скамейки были сдвинуты в сторону, и хор стоял кругом посредине. Новичков пропустили в круг, где на табурете сидел ротный Одинцов.

— Вот, малыши, мой хор. Послушайте, как мы поем. Может, вам не понравится; тогда насиловать не будем. А кому придется по душе, того попробуем на голос. Ребята! «Ты помнишь ли!»

— Откашляйся! Выбей нос! Смирно! Сапунов!

Из круга вышел на середину кантонист из «красавцев».

— Запевай, — приказал ему Одинцов.

Сапунов подпер щеку левой рукой, подобно бабе в горестном раздумьи, и тихо запел:

Ты помнишь ли, товарищ неизменный, —так капитан солдату говорил, —ты помнишь ли, как гром грозы военнойсвятую Русь внезапно возмутил?

Одинцов шевельнул бровью, и хор дружно и звучно подхватил печальную песню. Пели кантонисты хорошо.

— Понравилась ли песня? — спросил ротный, когда, замирая, утихли последние созвучья.

— Очень хороша, ваше благородие! — за всех новичков ответил Берко. — От такой песни можно заплакать о нашей жизни!

— А ты какие песни знаешь?

— Я знаю только наши песни. Вы будете, ваше благородие, смеяться.

— Отчего же, спой — мне важно услыхать твой голос.

Берко подумал, осмелился и пропел конец той песни, которой научил его в этапе Мендель Музыкант:

Сынок, сынок, сынок, сыночек!Хатка будет выстроена,земля будет выкуплена.Ты — в землю отведенный!Будь мудр,чекай концу!В наширо Широхадошоаллюйо!

— Ну, это песня твоя тоже не веселая. А голос у тебя хоть слабый, но поешь ты верно. Становись в круг!

Также заставил ротный петь свои песни других новичков и, отобрав в хор не всех, остальных отпустил.

После спевки перед зорей кто-то из товарищей сказал Берку:

— Попался, братец! Каши есть не хотел, а в песенники записался.

— Так что же из того?

— Чудак! Хор-то наш в церкви поет.

— О, горечко мое! Так я же не знал! Я откажусь!

— Теперь уж поздно! Раз ротный голос у тебя признал — не выпустит.

— Так я же не крещенный!

— Это безразлично. Запоешь аллилую!

— О! Я уже вспотел без бани! Что делать мне? Ты шутишь?

— Спроси кого угодно!

Кого Берко ни спрашивал, все, смеясь, уверяли его, что раз он согласился быть песенником, то уж придется и в русской церкви петь.

Берко не мог долго заснуть, ему казалось, что тело тут и там колет, словно иголками; Берко чесался, плакал впросонках, едва забылся к утру и весь следующий день проходил, как в тумане. Он ждал бани с нетерпением, решив, что в пятницу доложит генералу свою просьбу — отписать его из песенников.

В четверг с утра перед баней кантонистов выстраивают голыми в ротах: на «телесный смотр».

Штык перед смотром осмотрел племяша с ног до головы:

— От розог рубцы — это не беда. А зачем ты чесался? Болячек нет на тебе. Зачем расчесал ногу? Допреж сего ты не чесался? На левой ляжке царапину разодрал. Подойдешь к правящему, ноги сдвинь поплотней — авось не заметит.

Еще было темно, когда явился правящий унтер-офицер на телесный смотр.

— Подходи по ранжиру! — крикнул он и осматривал каждого, кто подходил по очереди, освещая свечей. — Клингер! Расчесал ляжку. Становись к чесоточным!

— Это я не чесал, господин правящий, я так оцарапал пряжкой.

— Становись! Все равно — другой раз не будешь оцарапывать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Виктор  Вавич
Виктор Вавич

Роман "Виктор Вавич" Борис Степанович Житков (1882-1938) считал книгой своей жизни. Работа над ней продолжалась больше пяти лет. При жизни писателя публиковались лишь отдельные части его "энциклопедии русской жизни" времен первой русской революции. В этом сочинении легко узнаваем любимый нами с детства Житков - остроумный, точный и цепкий в деталях, свободный и лаконичный в языке; вместе с тем перед нами книга неизвестного мастера, следующего традициям европейского авантюрного и русского психологического романа. Тираж полного издания "Виктора Вавича" был пущен под нож осенью 1941 года, после разгромной внутренней рецензии А. Фадеева. Экземпляр, по которому - спустя 60 лет после смерти автора - наконец издается одна из лучших русских книг XX века, был сохранен другом Житкова, исследователем его творчества Лидией Корнеевной Чуковской.Ее памяти посвящается это издание.

Борис Степанович Житков

Историческая проза