Беркутчи и украденные тени

Купала.

Погадай мне, не страшно,

Видишь там, вдалеке,

Где-то папоротник в чаще,

И плывут венки по реке.

На Ивана на Купала

Красна девица гадала…

Трое друзей разместились на крупных валунах, наполовину утонувших в воде. Мирон набрал горсть камней поменьше и стал неторопливо кидать их в реку. Под звуки бульканья, Эмма заговорила:

– Рат, помнишь, когда мы поймали шишигу в капкан, ты еще сказал, что уже встречался с ней, когда она воровала вещи в раздевалке? – Громов кивнул. – Я не хотела говорить пока все, как следует не разузнаю, но теперь можно: дело в том, что действительно не существует условий, когда шишига может уйти от своего хозяина далеко, а это значит, что каждый раз, когда она выискивала по вещам особенных детей, чьи тени потом были украдены, ее хозяин-нежить находился где-то поблизости.

– Хочешь сказать, что он из нашей школы? – спросил Рат.

– Похоже на то. Но самое ужасное, что он может быть кем угодно – учителем, учеником, уборщицей, охранником – ведь демоны, когда нужно, принимают человеческий облик. Ты же видел их половинчатые маски в виде лица.

– Леший, меня побери, – буркнул Мирон. – И как мы его найдем?

– Может это Константин Романович? Он мягко сказать, необычный, да и тот случай в Лирме, – предположил Рат.

– Я понимаю, он тебе не нравится, но это не может быть он, потому что у тебя есть вот это, – она протянула руку и достала крес из-за пазухи друга.

– Точно, – задумчиво произнес Громов. – Крес не нагревался в его присутствии. Да если подумать, он вообще не нагревался, кроме тех двух случаев, когда рядом оказалась шишига. А в присутствии учителей и других учеников он оставался холодным.

– А как впервые дал о себе знать крес? – спросил Мирон.

– Я вернулся в раздевалку, потому что забыл оберег в шкафчике, а когда достал его, то почувствовал… Стоп! – Подростка осенило. – Я всегда носил огненную кольчугу на шее и снимал ее только на физкультуре.

– Галина Сергеевна? Не может быть! – одновременно вскричали Уварова и Скалин.

Тут за их спинами раздался шум и вниз покатились несколько камней – все это время за ними наблюдала учительница физкультуры. Услышав свое имя, она испуганно вытянула лицо и на несколько секунд застыла на месте. Рат тоже оторопел. Он взглянул на ее ладонь и увидел, что она перевязана. Именно эту руку нежить обожгла на кладбище, схватившись за кинжал Уваровой.

Первой в себя пришла Эмма. Она приняла воинственный вид и кинулась за бросившейся наутек учительницей. Мирон и Рат тоже пустились в погоню. Нужно было остановить нежить, пока та не принесла новых бед.

Они бежали прямо через толпу людей и Рат все время думал, как это выглядит со стороны? – трое подростков преследуют обычную с виду женщину. Но правда в том, что никому до этого не было никакого дела, а если кто и обратил внимание на них, то счел это частью реализации праздника. В какой-то момент, беркутчи потеряли демоницу из виду. Они, не сговариваясь, сразу же разделились и каждый побежал выбранной дорогой.

Рат притормозил. Он внимательно осмотрелся по сторонам, но ничего не увидел. Тогда он прислушался – вот оно, скрип деревянных дощечек подвесного моста через Хелетту. Мальчик, недолго думая, сменил направление. Спустя пару минут он был на месте. Там на середине моста стояла его бывшая учительница физкультуры, а ныне темное существо из параллельного мира, по воле которого ему и его друзьям довелось пройти опасный путь. Ступая на мост, демоница не знала, что Эмма по возвращению нашла способ, благодаря которому больше ни одна нечисть не могла пересечь его, не говоря уже о чистом течении реки – это и вовсе непреодолимый барьер. Похитительница теней попалась. Она прижалась к перилам и затравленно смотрела на Рата. Громов приготовил Перун.

– Рат, ты же добрый мальчик, – запричитала она. – Ты же не сможешь так поступить со своей учительницей.

– Никакая ты не учительница, а демоница, чуть не убившая семерых детей, включая моего друга.

– Я не собиралась их убивать. Мне нужны были только тени, только тени.

– Это одно и то же, и ты это прекрасно знаешь.

Рат медлил. Ему действительно было тяжело это сделать, хотя он понимал, что сейчас перед ним находится зло, причиняющее горе людям. В нем боролись противоречивые чувства. С одной стороны, это был его долг защищать Андару от таких, как это существо, а с другой – он испытывал жалость к загнанной в угол, беспомощной в данный момент, демонице. Поняв, что не сможет выстрелить, Громов стал медленно опускать руку, стрела-молния погасла, а плечи арбалета сложились. Человеческое лицо нежити вмиг сморщилось и перед юношей предстало то самое обличье, которое он видел ночью на кладбище, когда вместе с друзьями пытался спасти Савина: иссохшая кожа, точно грецкий орех, желтые змеиные глаза и злорадная улыбка с кривыми зубами.

– Господин прав: ты слаб, Громов, и однажды твоя слабость поможет Володару Беспощадному покорить все миры.