Берлин 1961. Кеннеди, Хрущев и самое опасное место на Земле

Одно не вызывало сомнений: Кеннеди, в начале президентства отодвинувший берлинский вопрос на второе место, теперь был больше всего занят именно этим вопросом. Министр внутренних дел, безуспешно пытавшийся заставить президента сконцентрировать внимание на вопросах, стоявших на повестке дня, жаловался, что «Берлин взял его в плен. Это единственное, о чем он думает. У него беспокойный ум, и ему нравится обсуждать самые разные вопросы, но начиная с августа все его мысли сосредоточены на Берлине».

Кеннеди подумывал обратиться за советом, как ответить Хрущеву, к союзникам, но по опыту знал, что только вызовет неразбериху и информация просочится в прессу. А это приведет к тому, что он утратит доверие Хрущева. Но чего стоит это доверие? Чип Болен, бывший американский посол в Москве, объяснил Кеннеди, что его ответ Хрущеву «возможно, будет самым важным письмом из писем, которые когда-либо будет писать президент».

В письме, датированном 16 октября, отправленном спустя две недели после получения письма Хрущева, Кеннеди, подражая Хрущеву, написал, что уехал из Вашингтона и проводит время на берегу со своими детьми и племянниками. Он принял предложение Хрущева относительно частной переписки и заверил, что будет держать переписку в тайне от прессы. Но, добавил Кеннеди, об их переписке будут знать Раск и еще несколько ближайших помощников.

Кеннеди понравилось сравнение с Ноевым ковчегом. В связи с угрозами ядерного века, написал президент, американо-советское сотрудничество представляется теперь еще более важным для сохранения мира, чем во время Второй мировой войны. Кеннеди не мог яснее выразить свое согласие с закрытием границы. Что касается Берлина и Германии, то Кеннеди высказал мнение, что «сейчас там мир – и правительство должно выступать против любых действий, которые могут разрушить этот мир».

Хотя Кеннеди был готов позволить строительство Берлинской стены, он провел границу, за которую не собирался переходить в вопросах о Берлине. Он отказался от предложенных Хрущевым переговоров относительно изменения статуса Берлина на так называемый «свободный город, где советские войска вместе с войсками трех союзников будут обеспечивать свободу города, а восточные немцы контролировать доступ в город». «Мы не будем «дважды покупать одну и ту же лошадь», – сказал Кеннеди. – Признавая цели, которые вы преследуете, мы намерены просто сохранить то, что уже имеем». Однако президент выразил готовность начать предварительные переговоры через американца, предложенного для этой цели Хрущевым, посла Томпсона.

Кроме того, Кеннеди хотел, чтобы Хрущев пошел на большие уступки по Лаосу как делу, имеющему принципиальное значение для разрешения вопроса по Берлину. «Я не вижу, как мы можем достигнуть урегулирования по такой сложной проблеме, как Берлин, где под угрозой жизненно важные интересы и ваши, и мои, если не можем прийти к окончательному решению по Лаосу, хотя ранее договорились о том, что он должен быть нейтральным и независимым, как Бирма и Камбоджа». Теперь, когда совершенно ясно, что принц Суванна Фума, нейтралист, будет премьер-министром, сказал Кеннеди, они с Хрущевым должны обеспечить, чтобы принцу «оказывали помощь люди, которые, по нашему мнению, обязаны соблюдать нормы нейтралитета». Нападения коммунистов на Южный Вьетнам с территории Лаоса представляют «серьезную угрозу миру».

Для Хрущева более важным, чем содержание письма, был факт, что президент попался на удочку и ответил на письмо. Теперь советский лидер был практически уверен, что Кеннеди готов участвовать в новых переговорах по Берлину и, значит, воздержится от конфронтационных речей и действий, которые могут разрушить тщательно спланированный им решающий съезд партии. Спустя всего два месяца после закрытия границы Советы вовлекли Кеннеди в новые переговоры о статусе города.

Точка зрения Кеннеди, высказанная в письме, не удовлетворила Хрущева. Следующее сообщение от Хрущева пришло в виде пятидесятимегатонной водородной бомбы.

Дворец съездов, Москва

Вторник, 17 октября 1961 года

Солнечные лучи, пробиваясь сквозь утренний туман, освещали золотые купола кремлевских церквей XV и XVI веков. Перед входом в современный, со стеклянными стенами и внутренней отделкой в красно-золотых тонах Дворец съездов, открытие которого было приурочено к началу работы XXII съезда партии, трепетали красные флаги пятнадцати республик.

Огромный зал был заполнен до отказа. Ни одно из обитых красной тканью кресел не осталось свободным. Никогда еще не собиралось в одном месте в одно и то же время так много коммунистов. Присутствовали 4394 делегата с правом голоса и 405 делегатов с совещательным голосом – в общей сложности почти пять тысяч делегатов и делегации восьмидесяти зарубежных партий из коммунистических и некоммунистических стран. В три с половиной раза больше делегатов, чем на предыдущих трех съездах.