Берлин

В первые дни я никуда особо не ходила: ездила на метро в восточную часть города учить немецкий. Первые два часа мы занимались грамматикой, потом был перерыв, а оставшиеся два часа делали упражнения на аудирование и говорение. В классе А1.1 было всего семь учеников, и троих из них звали разными вариациями имени Кэтрин. Катя приехала из Санкт-Петербурга и игриво называла своего испанского парня-пекаря Чоризо. Когда мы познакомились, у нее были густые до талии русые волосы, с которыми она все время играла: выбирала секущиеся кончики, взъерошивала, как нервный, но лощеный воробей. Но через несколько месяцев она сделала стрижку боб и стала больше походить на берлинку, хотя лишилась своей очаровательной привычки. Была еще Каталина из Каракаса, сбежавшая со своим парнем Луисом от коммунистического режима Мадуро. Внешне они были полными противоположностями: она – маленькая, изгибистая, яркая, а он – высокий, угловатый и пресный. Оба были врачами, но не имели лицензий на практику в Берлине, так что работали посменно в «Макдоналдсе» на Германштрассе, на загруженном перекрестке рабочего района Нойкёльн. Старушка, у которой они снимали квартиру, не выносила резких запахов и запретила им готовить жареное. Больше они ничего готовить не умели и в первые недели выглядели такими тощими, что Катя начала приносить им лишние булочки из пекарни Чоризо. А еще была Кэт из Швеции с короткой челкой и незамысловатым бесполым телом. Мы к ней позже вернемся.

После занятий я возвращалась на метро домой, в западные районы, и заучивала списки слов, сидя в спальне. Если было скучно, спускалась в «Ростерию Кармы», кофейню за углом. Это было непримечательное веганское местечко, хотя и выделялось на фоне кальянных и корнеров, где вполне средненький кофе продавался втрое дешевле эспрессо в «Карме». Я приходила, заказывала овсяный латте с мягкой пенкой, не то радуясь, не то желая сдохнуть от одиночества. Вспоминала предложения на немецком, которые поэтично звучали – «Ich konnte den Glute des Feuers spuren» («Я могла бы чувствовать горение огня»), – надеясь порадовать будущих собеседников. Повторяла сленговые выражения, которые подслушала в метро – «Ich flitze mal zum Spandau ruber» («Заскочу в Шпандау»). Мне нравилось, как звучат названия берлинских районов, особенно сочетание согласных в «Панкове» и «Шпандау», двух конечных станций метро, про которые я до сих пор только названия знаю. Я переехала зимой и не хотела морозить себя прогулками, так что первые пару месяцев знала город только по неровным созвездиям станций метрополитена. И только потом, когда внезапно потеплело ночью третьего апреля, я начала заполнять пробелы на карте.

Но я забегаю вперед. Я рассказывала про свой быт в те хрупкие месяцы адаптации. После кофе я частенько шла в кино и отрабатывала навык покупать один билет: «Ein Ticket bitte! Und ein kleines susses Popcorn». Ужинала всегда поздно, после кино. Всегда одинаково: Rotkohl, «ротколь» (квашеной капустой), c горчицей, с овсяными хлопьями и овсяным молоком на десерт, – все брала в биосупермаркете «У Дэнна». Я много времени сидела в телефоне, тыкала, свайпала, обновляла страницы, проходясь по ободряюще знакомым картинкам приложений. Такой была жизнь сразу после переезда. Проживала то же самое день за днем, скованная скудным уровнем немецкого. Но мне было отлично. Мне нравилось повторять свои действия в точности, мысленно проходиться по ним, чувствуя себя атлетом или лошадью, понимая, что энергия юности и мерцание страсти вот-вот вырвутся, но держа их под контролем: я рано ложилась, спала одна, с наслаждением строила хореографию будущего дня, выбирала такой путь снова и снова.