Берлин и его окрестности (сборник)

Дама поблагодарила и углубилась в чтение. С этой секунды я ни о чем больше не думал, кроме одного: как бы мне под благовидным предлогом как можно скорее покинуть купе, а вместе с ним и прекрасную незнакомку. Разумеется, еще час назад я позавидовал бы всякому мужчине, которому выпало счастье быть попутчиком столь ослепительной красавицы. Но поскольку таковым попутчиком оказался я сам, самому себе я нисколько не завидовал. С неподдельной тревогой я размышлял о множестве предметов, которые еще могут находиться в чемодане и понадобиться моей спутнице. Газета меня больше не интересовала. Проносящийся за окнами ландшафт ничего, кроме отвращения, во мне не вызывал. К счастью, тут в купе вошел новый пассажир, молодой и очень уверенный в себе, явно спортивного вида господин, вне всяких сомнений гораздо глупее меня. Дама перестала читать. Еще через четверть часа господин отпустил идиотскую остроту, и дама рассмеялась. Он был напорист, общителен и находчив, знал, как развлечь собеседницу, и, вероятно, даже мог поднять чемодан. Его ничто не тревожило, он отважно завоевывал сердце прекрасной незнакомки и торжествовал надо мной. Я же, напротив, вновь обрел душевное спокойствие, равнодушно поглядывал на чемодан, покачивающийся на багажной полке, сердце мое больше не колотилось, и я уже благосклонно следил за грациозными телодвижениями прекрасной попутчицы и за развитием зарождающейся интрижки. Я был счастлив наслаждаться компанией симпатичных людей, втайне меня проклинающих, ибо я, несомненно, был им в тягость. Для натур вроде меня это самое приятное общество.

Франкфуртер Цайтунг, 19.09.1926

Часть 5 На дне жизни

У бездомных

Подписка об уведомлении

Обработано делопроизводством в Берлине, «__» _________ 1920 г. Гражданину ______________ настоятельно указано на необходимость в течение пяти суток найти себе другое место жительства, в противном случае, а также буде он не сумеет убедительно доказать, что оное место жительства не найдено невзирая на все приложенные им усилия, он может быть подвергнут наказанию. Вышеупомянутому гражданину, кроме того, исчерпывающе разъяснено, что в соответствии с § 361, № 8 Уголовного уложения Германской империи оное наказание предусматривает до шести недель лишения свободы, а также в соответствии с § 362 он может быть препоручен ведению Земельного управления полиции с целью водворения в работный дом.

Прочитано, подписано и удостоверено

Подпись лица без места жительства ____________________

Подпись уполномоченного комиссара

уголовной полиции __________________________

Этот формуляр и послужил истинной причиной позавчерашнего бунта бездомных на Фрёбельштрассе. В большинстве это были молодые люди, подстрекателем и вожаком которых выступил некий авантюрист, выходец с берегов Балтики. Эти молодые бездомные устроили возле приюта в Вайсензее сход, на котором постановили взять приют штурмом. Служащего, попытавшегося их урезонить, зверски избили – сейчас он в больнице. Пришлось вызывать полицию. Несколько преступников уже задержаны. Остальных ищут, но всех найдут вряд ли.

Процитированный документ являет собой подписку об уведомлении, которую обязан дать всякий, кто получает место в приюте для бездомных на Фрёбельштрассе. Язык, на котором составлен этот человеческий документ, полностью соответствует явленной в нем мере человечности. Юные псевдореволюционеры взбунтовались, разумеется, не против казенного слога и не против чудовищной грамматики подобного гуманизма. Им хотелось просто немного покуражиться, покричать о «свободах», показать, что они «тоже люди» и что «теперь у нас вообще республика». Однако, будь их, к сожалению, действенное возмущение следствием не подстрекательства какого-то подонка, а искреннего душевного порыва, его вполне можно было бы понять (хотя и не простить). Если кто-то, кто «в противном случае, а также буде он не сумеет убедительно доказать», не смог, «невзирая на все приложенные усилия», подыскать себе пристанище, крышу над головой – разве это преступление, заслуживающее до шести недель заключения? И разве, напротив, способность человека разыскать себе в сегодняшнем Берлине жилье в течение пяти суток не доказывает, что человек этот наверняка и вполне созрел для тюрьмы? Полицейский рескрипт безбожно устарел, от него веет плесенью, и теперь-то его, конечно, отменят. Но это случится, увы, только теперь, после того как честный работник, исполняя свой служебный и человеческий долг, стал жертвой разнузданной жестокости, спровоцированной бездушностью бюрократического предписания.

Приют