Берлин и его окрестности (сборник)

Обладая по роду деятельности связями со всеми знаменитыми портными и модельерами, она одевалась не просто по последней моде, а по лекалам будущего сезона. Весной она уже красовалась в летнем, а осенью, опережая погоду, шла по улице в новой зимней шляпке. То есть являла собой самый надежный и удачный образчик прогноза на предстоящий модный сезон. Более полного журналистского совершенства просто не бывает. Она сама как бы превращалась в свои статьи – и, должно быть, строчки, ею написанные, а редакторами вычеркнутые, оттого и бывали столь беспомощны, что весь их журналистский лоск был уже предвосхищен и как бы украден ее внешним обликом. Казалось, даже фигурка ее заранее подстраивается под силуэты изменчивой моды. На ней появлялись, а потом исчезали самые разнообразные линии – бедер, груди, плеч. И все равно в том, что можно было бы назвать ее истинной сущностью, под самой сокровенной скорлупкой ее души таилось нечто несовременное и неприкаянное, и всегда ощущался некий зазор между ней самой и той личностью-личиной, которую она попеременно на себя примеряла. Вероятно, зазор этот становился заметен ввиду полного отсутствия тщеславия. Мадемуазель Лариса демонстрировала свои новые туалеты примерно так же, как физик демонстрирует эксперименты.

– Взгляните, – могла сказать она, – вот такую беличью оторочку будут носить в следующем сезоне. А линия бедер опять будет колоколом. Как у меня. – И, встав и проделав полный оборот, она демонстрировала фасон своей юбки, и впрямь в форме колокола. Любая острота способна была ее смутить. Ведь она, ни в чем не понимавшая двусмысленности, всегда страшилась «скабрезностей». И потому на всякий случай краснела, даже услышав и неправильно поняв что-то вполне безобидное и невинное. Кстати, именно в такие мгновения она бывала прекрасна, и ее хотелось любить. Стыдливость поистине чудодейственно преображала ее черты. Она снова становилась девчушкой. Ее озадаченное личико пробуждало в мужчинах смущение, точно такое же смущение, какое испытываешь в присутствии молоденьких девушек – смущение, смешанное с сочувствием, желанием и отцовской нежностью.

Мадемуазель Лариса умерла от тифа, во время войны. Она была сиделкой в госпитале. Умерла в Бухаресте. Где и похоронена. Именно тогда в первый и последний раз в газете была полностью напечатана ее подлинная фамилия. Звали ее Лариса Шор.

Франкфуртер Цайтунг, 12.05.1929

Как рецензируются книги

В редакции газет книги поступают центнерами и складываются в наименее используемом помещении штабелями. Должно быть, вот так же выглядели мертвецкие во времена чумы. Тлен мертвечины охватывает книги прежде, чем кто-то успевает их разрезать и раскрыть: это красивые, солидные покойники в гробах дорогих переплетов. Постепенно покрываясь прахом соседей, они и сами начинают распадаться в прах. А ведь каждый день приносит новые книги.

Тем не менее едва ли не каждый день приходят и рецензенты или иные молодые и пожилые люди, предполагающие в себе призвание книги рецензировать. Среди всех способов зарабатывать гонорарами в газете именно писание рецензий представляется наиболее доступной возможностью. Для репортажа или статьи как-никак требуется хотя бы фантазия. Чтобы узнать сколько-нибудь значимую политическую новость, нужны хоть какие-то связи, пронырливость и немного удачи. Стихи, для изготовления которых связи ни к чему, а счастье так и вовсе нежелательно, печатаются лишь на Пасху и Рождество. Статьи о культуре, философии и прочей муре вообще никому не нужны, к тому же заранее заказаны и даже оплачены постоянным авторам. А передовицы уже лет тридцать как пишут именитые журналистские ассы, чье слово нетленно, бессмертие гарантировано, а мнение сомнению не подлежит. Театральные критики тоже строго оберегают занятые рубежи и живут долго. И только рецензенты книг смертны, заменимы и на твердом жалованье не состоят.