Берлин и его окрестности (сборник)

Вообще-то книг на свете столько, что, возьмись газеты все их рецензировать, на эти гонорары могла бы прокормиться треть народонаселения. Однако рецензируется лишь малая толика поступивших в редакцию книг. Впрочем, и из этой толики некоторая часть книг рецензируется лишь потому, что некоторой части населения, кроме рецензий, кормиться больше нечем. Число предлагающих свои услуги рецензентов намного превышает число существующих на свете авторов. Способность писать о книгах чувствуют в себе как те, кто пишет книги сам, так и те, кто никаких книг не пишет. Редактор, отвечающий за отдел литературы, ведет отчаянную оборонительную войну на два фронта: против полчищ книг и против полчищ рецензентов. Вся его деятельность сводится зачастую лишь к стратегическим отступлениям. Многие из рецензентов, чьи опусы публикуются в газете, – это, так сказать, сданные редактором оборонительные рубежи. Особо отличившиеся в наступлении бойцы противника иногда исхитряются отхватить по десять – двадцать книг за раз – особенно перед Рождеством, когда ураганный огонь издательств полностью парализует волю редактора к сопротивлению. Он-то, бедняга, тешит себя мыслью, что избавился от лишней обузы. Наивный самообман! Вместо двадцати книг он получит теперь двадцать рецензий. Между тем поместить двадцать книг в кладовку куда проще, чем поместить двадцать рецензий на страницах газеты. Большинство рецензентов пребывают в опасном заблуждении, что писать о книгах «легче», потому что сама книга – это ведь что-то уже написанное! И, казалось бы, «чего проще» изложить триста страниц в десяти строках! То есть вообще-то совсем недурственно написать вместо десяти строк двадцать. Однако искушенный рецензент знает: чем пространнее он напишет об одной книге, тем меньше книг дадут ему в следующий раз. А книги ему нужны. И не только ради того, чтобы писать на них рецензии, но и для пополнения собственной библиотеки. Ибо по древней и свято соблюдаемой традиции отрецензированные книги раз и навсегда переходят в собственность рецензента. Вот почему в квартирах окололитературных людей так много книг. Хотя доходы у них мизерные. Они кормятся со строки, а книги копят сотнями.

У них нет ни времени, ни денег, ни места, чтобы писать, – одни библиотеки. И если такой рецензент иногда в порядке исключения даже знает, что следует сказать о той или иной книге, он понятия не имеет, как сказать это кратко, а где уместно остановиться на подробностях. Вот и получается, что в одном из крупнейших литературных журналов Германии некая книга удостаивается такой, к примеру, похвалы: «Здесь звучит язык действительно нового, молодого поколения, которое желает признавать лишь голые, точные факты и твердо решило за них не выходить. Оно… обладает способностью фривольно подпархивать над обстоятельствами, судьбинная жизнь для него и вправду сущая ерунда» и т. д.

Какова похвала! А ведь автор, о котором идет речь, – из наших лучших писателей, зато рецензент, видимо, из самых торопливых. Нет, какова похвала! «Фривольно подпархивать над обстоятельствами». («Гоп-ля, мы живем!»)[35] Ничего себе достоинство в живописании удела человеческого: «Судьбинная жизнь для него сущая ерунда»! Какая мешанина фактов и слов! И впрямь – сущая ерунда!

Марта Асфальк-Фитц. Танцовщица Дэйзи Спис. 1930-е гг.

В одной из крупнейших газет Германии читаем: «…Это книга разочарований, выступающая заступницей всех разочарованных. А таковых ходит ныне вокруг нас такое несметное скопище…» «Это книга нечто вроде воплощения эротического кризиса наших дней, выплеснутого до самого дна…» «Она обнажает фундаменты человеческого бытия». «Подсознательное всплывает в ней на поверхность и искажает гладь отражения…»

В одном из ведущих социал-демократических изданий находим такие строки: «И тут происходит нечто странное». А именно: «С. …называют человеком настроения… и брезгливо морщат над ним нос…»

Примеры можно множить до бесконечности. Остается только в один голос с процитированным рецензентом возопить: «Это всплывает на поверхность и искажает гладь отражения»! Да если бы в этом отражении была хоть какая-то гладь! Ведь рецензенты, от самых простецких и трогательных (изъясняющихся примерно так: «Передо мной на столе лежат три книги…») до самых претенциозных и заумных (позволяющих себе, пренебрегая правилами грамматики, вещать примерно вот этак: «Буйная сила, преисполненная многосложного изображения»), – все они, все поголовно «искажают гладь отражения».

Мюнхнер Нойесте Нахрихтен, 10.11.1929

Книги и корнеплоды