Надо сказать, что настроение у Василия и в самом деле было подпорчено. Только не из-за выговора кайзера, который представлялся вполне справедливым: бестактность со стороны «мальчишки» Балка действительно имела место. Но куда больше беспокоило, не начинают ли сбываться его самые дурные предчувствия в отношении Петровича?
«Когда фуфел в подпитии, никакого скополамина не надо. Из-за откровений этого правдоруба они уверены, что у Эйкштедта в чертежных засели „кроты“ ИССП. Конечно, если на таком фоне кайзер поменяет неврастеничного ретрограда Рудольфа на Бюркнера пораньше, чем в нашей истории, то само по себе оно не плохо: германцы скорее и агрессивнее вступят в „гонку килей“.
С другой стороны, на нас падают разные паршивые подозрения, в результате чего первыми нехилых „люлей“ отгребут Пригер, Гинце и вся их гоп-компания. А в ведомстве Тирпица грядут неизбежные чистки. Сие не есть зерр гут, поскольку под раздачу попадут невиновные люди. Что же с того, что они немцы? На душе все равно вельми погано. Это только разные интеллигентствующие либералы считают, что походя поломать человеку жизнь для офицера спецслужб — сексуальное удовольствие…
А Вилли-то от циферок Петровича реально прифигел. Только не хватало нам косых взглядов потенциального союзника! Силенок у Конторы пока маловато для работы против австрийских и антантовских коллег, а благодаря такой засветке и германцы вынуждены будут усилить работу „на русском“ направлении, особенно по линии контрразведки…»
На фоне таких невеселых рассуждений очередной «улет» кайзера в формат лекции о текущем политическом моменте и международном положении не вызвал у Балка ничего, кроме досады по потерянному времени.
«Бедный, бедный Мишкин… Теща — самодовольная ханжа. Тесть — самовлюбленный зануда-павлин. Одно радует: у такой парочки каким-то образом вырос вполне вменяемый старший сын. И дочь — нормальная девчонка. Видел я ее фотки, что она прислала Михаилу весной. Есть там и юмор, и наблюдательность, и полет души. Значит, воспитатели были хорошие, а папику, занятому любимым флотом и армейскими военными игрищами, было не шибко до деток. В данном случае, оно и к лучшему…
Господи, но как достал ее венценосный родитель своим пустопорожним трепом. Не по-деццки, чесслово! Бесят такие пьяные базары…»
Пробыв в окружении кайзера лишь несколько часов, Василий уже по горло был сыт трескучим монаршьим самолюбованием. А высокопарные замполитовские рассуждения на темы, весьма далекие от дел насущных, обрыдли еще восемьдесят лет тому вперед.
Но внезапно, в обычной манере лихого перескакивания с темы на тему, Экселенц возвратился к главному. К пушкам…
«Хвала всевышнему! Товарищ Бог, или кто там у нас еще есть наверху, услышал мои молитвы…»
— Что ты нам скажешь, Базиль: как бы повернулось дело, если во время боя в порту Чемульпо у тебя в плутонге были не шестидюймовки Канэ, а крупповские «игрушечки» в 170 миллиметров?
— На «Варяге», Ваше величество? Германские SKM 170/40?
— Именно.
— Думаю, шансов на прорыв у нас было бы меньше. Или не было бы совсем.
— Ты серьезно!? — Вильгельм был слегка ошарашен таким ответом, — Но ведь снаряд у Круппа тяжелее на двадцать килограммов и способен пробить гарвеевскую плиту в 190 миллиметров! На «Асаме» пояс тоньше, а казематы и башни — так, и вообще, 6 дюймов…
— О том и речь. Если башни и казематы японца становились нам по зубам, Всеволод Федорович мог отказаться от авантюры с разменом «Корейца» на «Асаму». Спасительной, как показал бой. Вместо этого он мог поставить все на шанс вынести японцам главный калибр при контргалсовой стрельбе. В таком случае мы неизбежно получали серьезные повреждения, что сказалось бы на скорости хода и артиллерийском потенциале.
И не забывайте, пожалуйста, раз мы говорим о «Варяге», то на нем более тяжелых пушек Круппа можно было бы разместить не больше восьми штук. И потеря всего двух стволов, — уже минус четверть от веса залпа. Противников — шестеро. Скорострельность немецкой пушки на 25 % хуже…
— Верно, но для раздельного заряжания, Василий Александрович. Когда используется унитарный патрон, орудие Канэ практически вдвое превосходит по этому параметру 170-миллиметровку Круппа. И это при том, что на французской пушке обычный поршневой затвор Банжа, а на эссеновской — более прогрессивный клиновый.
— Так точно, Всеволод Федорович. Только унитары к шестидюймовкам тяжелы. Они «ушатывают» заряжающих за четверть часа. Но Вы согласны, что хоть с «круппами», хоть с «канэшками», при попытке прорыва «в лоб» участь «Варяга» была бы печальной?
— Не сомневаюсь. Ваше величество позволит мне высказать пару замечаний?
— Само собой, адмирал.
— Во-первых, это была не авантюра, а продуманный риск. Да, на грани фола. Сколько седых и выпавших волос мне стоил тот день, бог знает. Но много — факт. К сожалению, даже в том случае, если бы мой крейсер имел на баке и юте по 8-дюймовке, в прямой артиллерийской дуэли «Варяга» с «Асамой» самураи нас бы непременно раскатали. Грудь в грудь армстронговский корабль объективно сильнее.