Берлин: тайная война по обе стороны границы

К письмам прилагались фотографии, где авторы сопоставляли себя с фотографиями Гитлера, снятого в различных ситуациях. На одном из этих писем рукой Бормана (автор письма, судя по фотографии, имел действительно поразительное сходство с Гитлером) была наложена резолюция: «Ознакомить с письмом Кальтенбрунера!» В ответе из СД сообщалось, что часть материалов они берут себе, выслав в подтверждение получения справку-заместитель документов для приобщения к делам Бормана.

Другим претендентам на роль двойников были посланы благодарности и деньги.

В делах канцелярии Бормана встречались также письма от заключенных концлагерей, особенно агентов-провокаторов, часто бывших социал-демократов. Осуждая свою прошлую партийную деятельность, они клялись заслужить доверие Гитлера, будучи уже в местах заключения. Писали о своих заслугах в борьбе с «врагами фюрера» в концлагерях, выявлении ими лично групп сопротивления, указывали даже количество выданных ими гестапо людей. Хвалили гестаповцев за верную службу Гитлеру. На одном из писем такого провокатора помню резолюцию Бормана: «Поставить вопрос о его работе вне лагеря. Достаточно проверен!»

В потоке писем фашиствующей мрази на имя Гитлера мне припоминается единственный документ прямо противоположного содержания. Это письмо было направлено в конце ноября 1941 года из Парижа на имя Гитлера.

Следует напомнить современникам, что в это время фашистские войска стояли еще на подступах к Москве и в Европе многие были уверены в победе немцев.

Письмо было исполнено грамотным русским языком, с изящной стилистикой. Писала русская женщина, жена бывшего белогвардейского генерала. Поводом для этого письма послужило извещение из парижского гестапо о расстреле немцами ее мужа и высылки ей из тюрьмы его вещей. До ареста и казни мужа был расстрелян и ее сын — участник французского движения сопротивления, студент университета. Она сразу же оговорилась, что хорошо осознает, что после поступления этого письма в Берлин ее судьба предрешена.

Перед смертью она хочет публично высказать сожаление, что в столь трагическое для судеб России время она и ее семья оказались вдали от Родины. Обращаясь с проклятьем лично к Гитлеру, она пророчески заявляет (это в ноябре 1941 года), что войну против России он проиграет, что уроков истории он не знает. Напоминает ему старинную русскую легенду о судьбе иностранного завоевателя, который остановился у границ России на развилке трех дорог…

Она утверждала, что внутри окружения Гитлера зреет заговор и он падет от руки земляка — австрийца. Высказывала глубокую веру в силу и непобедимость русского народа.

Документ взволновал, произвел большое впечатление. В наших тогдашних упрощенных представлениях, опиравшихся на краткий курс КПСС, все белые генералы были врагами советской власти. С трудом верилось, что письмо такого высокого патриотического содержания — фактически послание потомкам, могло появиться за границей, из-под пера жены бывшего белого генерала.

Не просто было осознать, что за границами СССР, в разгар жестокой войны, среди белой эмиграции высокого социального положения могут быть такие искренние патриоты России, которые из любви к нашей Родине готовы на самопожертвование. По стилю изложения, пафосу письмо чем-то напоминало высокопатриотичные обращения к народу писателя Ильи Эренбурга, печатавшиеся в годы Отечественной войны на страницах «Правды». Но тут письмо русской эмигрантки из Парижа!

За давностью времени не помню, к сожалению, фамилии этой героической русской женщины. На мою попытку заинтересовать старших этим документом, услышал в ответ: «Да материал хорош, но для журнала «Огонек»! А у вас другая задача! Не отвлекайтесь!»

В деле был подшит ответ для канцелярии Бормана из «СД», что информация о содержании письма направлена в Париж и оттуда уже получен ответ об исполнении и указана дата.

Особенно много пришлось перелопатить архивных материалов министерства агитации и пропаганды (MfVАР), руководимого Геббельсом.

Здесь была личная переписка министра, планы проведения наиболее важных пропагандистских акций по разложению войск Красной армии, переписка по вопросам подготовки и проведения подрывных акций совместно со службами безопасности, гестапо, командованием концлагерей для советских военнопленных. Отчеты о ходе идеологической обработки наиболее видных пленников.

Запомнились материалы о судьбе Якова Джугашвили — сына И. В. Сталина. Это был лаконичный отчет на имя Геббельса о проделанной различными ведомствами (абвером, командованием вермахта и гестапо) работе по его обработке, прилагались документы этих служб. Делался вывод о невозможности его пропагандистского использования. В делах концлагерей встречались указания администрации лагерей об организации пропагандистской обработки сына А. И. Микояна, также бывшего у немцев в плену.

Хотелось бы подробнее остановиться на документе, обнаруженном мною в деле личной переписки бывшего фашистского министра пропаганды Геббельса.