Берлинская жара

— Хорошо, — не веря своим ушам, ответил Шольц, у которого мысли слипались, как подтаявшие ломтики мармелада.

— Провал операции — на Шелленберге. Он за нее отвечал — пусть платит.

— Понял.

— О наших людях на рынке не говори. Опусти. Там работали сотрудники СД. Они и проворонили. Словом, вставь добрый пистон в задницу полуфранцузу (таким прозвищем за глаза наградили Шелленберга). Что с этим фургоном?

— Ничего. Фургон всегда стоит на этом месте, когда рынок. Допросили владельца, проверили — деревенский житель. Самый обыкновенный. Возит овощи, репу.

— Обыкновенный? — хмыкнул Мюллер. — Мой опыт подсказывает, что это самая опасная характеристика врага.

В кабинет влетел запыхавшийся гауптштурмфюрер Вильдганс, сверкая маленькими очками на курносом носу. На пороге он вытянулся:

— Хайль Гитлер!

— Хайль, — поморщившись, кивнул Мюллер и указал ему на стул рядом с Шольцем.

— Прошу меня простить, группенфюрер, я был на допросе Ващиковского во втором корпусе. Пока добежал…

— Что Ващиковский?

— Упорствует. Говорит, что в лагере не было лидера, на конвой напали стихийно. К нему применили особое обращение, но он, похоже, ничего не знает. Может, перевести его в тюрьму на Александерплатц?

Под «особым обращением» в гестапо понимали допросы с применением пыток.

— На ваше усмотрение. — Квадратное лицо Мюллера не изменило своего отстраненно усталого выражения. — Вы ведете дело. С вас и спрос.

Вильдганс прикусил язык, уяснив, что с Ващиковским придется еще поработать.

— Так вот, — Мюллер подвинул к себе бумаги со списками задержанных в Панкове, достал из стола папку и положил их в нее, — меня не устраивают выводы наших экспертов. Да, конечно, один ушел через канализацию. Но был, по меньшей мере, еще один. И он — здесь.

Мюллер постучал пальцем по папке. Шольц и Вильдганс напряженно молчали.

— Я еще раз внимательно изучил эти списки. Меня заинтересовало несколько персон, которых предстоит перепроверить. Но особенно — некто Франс Хартман, управляющий отеля «Адлерхоф». Насколько я понимаю, он имеет звание оберштурмбаннфюрера и причислен к СД. Что он делал в Панкове в этот час? Пил кофе? Читал газету? Я хочу получить точный, исчерпывающий ответ. — Сделав паузу, он продолжил: — Но этого мало. Я хочу знать об этом человеке всё: какие задачи ставило перед ним шестое управление, с кем он общается, дружит, спит, какие у него привычки, где бывает — словом, всё.

— Можно подвергнуть его охранному аресту, — предположил Шольц. Согласно постановлению рейхсминистра внутренних дел Фрика, в стране действовал институт так называемых охранных арестов. Он предусматривал возможность задержания подозреваемого без юридических объяснений на неопределенное время с содержанием его либо в гестапо, либо в концентрационном лагере.

— Можно, — согласился Мюллер. — Но не раньше, чем через пару дней. Дайте ему понервничать. Вильдганс, ваша задача организовать наблюдение за Хартманом. Не отпускать его ни на шаг. Результаты должны быть на моем столе каждые два часа.

— Слушаюсь, группенфюрер. — Вильдганс вытянул худую шею. — Немедленно наши сотрудники займут позицию перед его домом.

— Если, конечно, он дома, — уточнил Мюллер.

Когда взмокший от напряжения Вильдганс покинул наконец кабинет, Мюллер взял со стола пепельницу, обошел стол, уселся напротив Шольца и закурил, жестом показав, что с дымом придется смириться. Помолчав, сказал:

— Не нравится мне этот Вильдганс.

— Почему? — удивился Шольц.

— У него глупое лицо, — хмуро пояснил Мюллер, смахнув с рукава упавший на него пепел. — И потом он слишком старается. Рвение — удел глупцов и карьеристов. Хороший профессионал работает незаметно.

— Чем же тогда обеспечить рост по службе?

— Уверенностью… уверенностью в том, что тебя оценят. — Мюллер загасил недокуренную сигарету и достал из пачки новую. — Ну, ладно, Кристи, оставим это. Что ты можешь сказать об этом Хартмане?

Задумчиво вытянув губы, Шольц помолчал несколько секунд и ответил:

— Живой. Общительный. Очень закрытый. Умеет слушать. Знаете, эдакий симпатяга, с которым хочется делиться личным. У него это хорошо получается. Умеет пошутить и вовремя заткнуться. Любит женщин. Выпивает, но аккуратно, без этой нашей фронтовой обреченности. У него хорошие связи с Испанией, что неудивительно, со Швецией и Португалией. Ни в чем особенно порочащем замечен не был. Что еще?.. Образованный. Обходительный. Его любят. Да, он всем нравится… О нем можно много говорить, но сказать, в сущности, нечего. Словом, идеальный объект для разработки. Нам бы такой не помешал. Можно сказать, что СД повезло.

— Ладно, если только СД, — буркнул Мюллер. — Пусть Ослин поднажмет с этой бабой. Сюргит, кажется? Сейчас это важно.

Берлин, Курфюрстендам, 11 июня