— А вот на что. — Хайке положил трубку на край пепельницы. — Джон Фостер Даллес является старшим братом Аллена Даллеса, который, если я не ошибаюсь, с недавних пор руководит звеном Управления стратегических служб США в Швейцарии.
— Черт побери! — вырвалось у Гесслица.
— Вот именно. Нужного тебе Освальда Маре тогда привлекли лишь в качестве свидетеля, но… — Маленькие глазки Хайке пытливо уставились на Гесслица из-под мохнатых бровей. — Но именно он отвечал за юридическую чистоту сделки. И именно он вел все дела с мистером Даллесом. Не-по-сред-ствен-но.
— Философ-то?
— По второму образованию, Маре — правовед. Юрист высшей категории. На месте гестапо я бы почаще рылся в архивах. — Хайке сгреб фотографии и убрал их в папку. — Не знаю, Вилли, зачем тебе это нужно, но с этой минуты лично я обо всем этом забыл.
— Позволь, я полистаю дело еще немного.
Рано утром в своем бабельсбергском доме Освальд Маре мирно завтракал в обществе пышногрудой блондинки из партийной газеты «Ангриф», с которой два дня назад познакомился в метро. Блондинка размазала по ломтю подсушенного хлеба сливочное масло, нанесла на него плотный слой яблочного джема, сверху положила полоску сыра, затем — солидный кусок ветчины и несколько оливок, накрыла все это вторым ломтиком хлеба и с наслаждением вгрызлась в пухлый сэндвич.
— Снабжение у нас — ни к черту, даром что партийный листок, — пожаловалась она сквозь набитый рот. — Одни консервы, да и то, что дают, — по карточкам. Зарплаты плевые.
Но Геббельс требует держать моральный дух. А откуда ему взяться, когда все время жрать хочется? — Кусок застрял у нее в горле, но, помучившись, она справилась. — Я ведь из хорошей юнкерской семьи. Мы были богаты, пока не началась эта война. Отец разорился на поставках свинины и пустил себе пулю в лоб, чтоб ему пусто было. Слава Богу, что я успела зацепится за НСДАП, а то бы месила грязь на семейной ферме без продыху. Там теперь, говорят, не то бордель, не то госпиталь. Не знаю.
Украшенная перстнем с крупным темно-синим сапфиром рука Маре нырнула ей под грудь и слегка взвесила ее.
— А так и не скажешь, чтобы ты нуждалась в усиленном питании.
— Все так думают, — самодовольно усмехнулась она и выгнула спину, чтобы выставить грудь подальше. — Если бы не эти булки, я бы давно уже драила полы в офицерской столовой где-нибудь в предместье. Мужчинам нравится, когда рядом с ними есть что-то теплое, мягкое, что так и тянет погладить. Ха! Или носом воткнуться.
Шаркая подошвами по паркету, в столовую вошел старый слуга и вместе с газетами положил на стол конверт без адреса.
— Почта, господин Маре. Я нашел это на полу в прихожей.
Маре удивленно вскинул брови. Он недоуменно повертел конверт в руке и распечатал его. Чашка дымящегося кофе повисла в воздухе.
Факты, вытащенные на свет неизвестным адресантом, не оставили Маре иного выбора, как через полтора часа быть в уличном ресторанчике пансиона «Длинный хвост» на соседней Ваттерштрассе. Подробности дела Рехлинга, на которые в свое время не обратили серьезного внимания, в нынешней реальности легко могли привести его в застенки гестапо. Вместе с тем, Маре понимал, что скорее всего предстоит торг. Маловероятно, чтобы кто-то из органов безопасности таким вот образом, за чашкой кофе, предложил ему обсудить столь пикантную тему. Маре боялся. Боялся всех. Ему постоянно казалось, что сокрушительный удар будет нанесен самым неожиданным образом. Он не верил никому, и готов был сдать все и вся в любом направлении, если бы это избавило его от беспросветного страха.
Чистенький, уютный пансион «Длинный хвост» утопал в зелени, и даже стены дома вплоть до третьего этажа были покрыты густым плющем. Очевидно, хозяева очень любили азалии — эти цветы были повсюду: в саду, в палисаднике, на окнах и даже в вазах на столиках открытого кафе. Маре заказал у престарелой хозяйки, которая в своем лице совмещала и портье, и горничную, и официантку, чашку кофе и уселся в тени увитой хмелем терраски. Свежее утреннее солнце мягко освещало безлюдную улочку, лениво ползущую между рядов аккуратных, добротных, ухоженных особняков, отделенных от внешнего мира лишь низкой живой оградой.
Хартман появился спустя десять минут после назначенного срока: Оле должен был убедиться, что рядом с Маре нет посторонних глаз. Излучая доброжелательность, хотя и не представившись, он извинился за опоздание и сел напротив.
— Очень любезно было назначить мне встречу возле моего дома, — попытался пошутить Маре, но улыбка получилась вымученной.
— А что, здесь тихо, спокойно. Да и не хотелось, по правде сказать, вас утруждать, — подхватил Хартман. — Тем более что дело у нас с вами либо быстрое, либо — никакого.
Улыбка спрыгнула с лица Маре. Он поджал губы:
— Что вы от меня хотите?
Хартман закурил. Хватило десяти минут, чтобы обрисовать Маре его положение таким, каким оно могло стать, попади факты былого сотрудничества с братом Даллеса в досье контрразведки. Впрочем, Маре и сам это отлично понимал и не строил иллюзий насчет своей участи, если бы такое случилось.