Берлинский дневник (1940-1945)

Вместе со многими другими медсестрами меня вызвали в люфтгаукоммандо (окружной штаб военно-воздушных сил), где мне предложили назначение в Бад Ишль — это в горах Зальцкаммергут (Западная Австрия). Я оказалась перед дилеммой: с одной стороны, уезжать из Вены мне сейчас не хотелось, а с другой — совершенно ясно, что если я останусь, то могу вообще не выбраться, потому что русские неуклонно продвигаются. В конце концов я сказала, что предпочитаю пока остаться работать в Вене. Когда сегодня вечером я сообщила об этом решении Антуанетт Герне и Фердлу Кибургу, то они пришли в ужас.

Русские взяли Варшаву.

Воскресенье, 21 января.

Венгрия заключила перемирие с союзниками.[222]

Воскресенье, 28 января.

Ходила в русскую церковь, а остальные — в Штефансдом (собор св. Стефана). Не успела я вернуться к себе на квартиру, как начался сильный воздушный налет. Фердл Кибург обнаружил надежное убежище: подвал дома его дяди Гогенлоэ, расположенный неподалеку. Я не люблю ходить туда одна — мой вечный страх: вдруг меня завалит, а никто даже не знает, где я, — но сегодня у меня не было выбора. Выйдя из убежища, я увидела, что наш район сильно пострадал. Антуанетт Герне не появлялась, и я начала беспокоиться: не случилось ли с ней чего-нибудь.

Села писать письма при свете свечи, воткнутой в бутылку, так как в нашем районе вот уже несколько дней нет света. Поскольку у нас нет также и воды, сходила в отель «Империал» и чудесно искупалась в номере у Габриелы Кессельштат. Потом вернулась Антуанетт, и мы с ней потащились к уличной колонке за водой. Набрали по два ведра. Сначала мы думали, что можно будет набрать в ведра снега, но когда он растаял, то вода оказалась черной, а поверху плавали картофельные очистки.

Понедельник, 29 января.

Начала работу в люфтваффен-лазарете. Раньше эта больница называлась Кауфмэнишес Шпиталь (Госпиталь купечества). Все было бы хорошо, но она находится на холме позади парка Тюркеншанцпарк в 19-м районе, а это почти за городом. На трамвае туда ехать и так целый час, а тут еще нынешняя мучительная медлительность всякого транспорта: улицы то изрыты воронками от бомб, то занесены снегом. Приходится вставать в шесть утра.

Работаю одной из двух ассистенток во внутренней амбулатории, где мой начальник д-р Тимм принимает около 150 пациентов в день. Это включает различные обследования, рентген и т. п. Он диктует мне свои заключения. Он родом из Кенигсберга и довольно остроумен, хотя и язвителен. Мы работаем до 7 или 8 вечера с получасовым перерывом на обед, каковой состоит из совершенно омерзительного супа.

Сита Вреде (она-то и устроила меня на эту работу) работает хирургической сестрой; она занимается этим почти с самого начала войны, и по сравнению с нами она ветеран: она еще до этого прослужила года два медсестрой во время гражданской войны в Испании. Мне легче оттого, что она поблизости, но она расстроена, что меня назначили не в ее отделение, и утверждает, что это было сделано намеренно, «потому что они не хотят, чтобы мы, аристократы, работали вместе»! Однако она будет приходить ко мне каждое утро и приносить бутерброды, так как имеет доступ к специальным продовольственным припасам для раненых. Кроме того, она будет доставать мне молоко — по детской бутылочке в день, так что несмотря на изнурительную работу и переутомление, я надеюсь, что буду хорошо себя чувствовать. Подумать только: уйти из Министерства иностранных дел в Берлине, причем под предлогом болезни, и вдруг оказаться здесь, где приходится работать с гораздо большим напряжением, чем я когда-либо работала там. Ну ничего, это даже лучше: не будет времени думать…

Сита начала знакомить меня с персоналом и пациентами. Самые тяжело раненные лежат в так называемой Kellerstation,[223] на самом деле она находится не совсем под землей, но обеспечивает больным относительную безопасность во время налетов, ведь они нетранспортабельны. За этой особой палатой закреплены трое из наших лучших медсестер, в том числе одна очень славная девушка по имени Агнес, родом из Вестфалии. Мы с ней уже подружились. Другая девушка, довольно некрасивая, по имени Лютци, помолвлена с молодым лейтенантом люфтваффе, которого, беднягу, привезли сюда две недели назад: у него оторвало обе ноги во время тренировочного полета. А до этого у него за всю войну не было ни царапины. Его зовут Хайни, он хорош собой, ему около тридцати, но у него уже седые волосы. Хотя они с Лютци влюблены друг в друга, им нельзя этого показывать, так как личные отношения между сестрами и ранеными запрещены.

Вторник, 30 января.