Берлинский дневник (1940-1945)

Написала письмо Ирине в Рим. Затем, в последний раз, облачившись в мою свежевыстиранную форму Красного Креста (я ведь еду в качестве медсестры), прошлась по Штроблю, пообедала и в сопровождении Сизи Вильчек, Альберта Эльца и Владши Митровского направилась на станцию.

Г-н фон Лейн встречал нас в Зальцбурге. Мы добирались туда целых шесть часов, так как при переезде через пути столкнулись два американских грузовика, и понадобилось много времени, чтобы освободить дорогу.

В Зальцбурге мне велели пересесть на другой поезд и ехать дальше с фюрунгштабом (руководством). Там одна симпатичная медсестра помогла мне устроиться. Было всего две свободных скамьи, так как весь вагон был загружен запасами белого хлеба, -сливочного масла, колбасы и сыра, предоставленными американской армией. Это продовольственный рацион для восьмисот детей и сорока взрослых на два дня. Мы долго ждали, так как должны были прибыть еще несколько сот детей из Берхтесгадена. Наконец, все заняли свои места, и поезд тронулся.

Всего вагонов сорок пять. В каждом - дети из какого-нибудь одного лагеря для беженцев, а также их учителя. Большинство ребятишек выглядят опрятными и хорошо накормленными. Они явно в восторге, что едут домой. Их эвакуировали в Австрию после того, как Бремен был разрушен, и они целый год не получали никаких известий от родных.

Наш штаб состоит из г-на фон Лейна, врача, секретарши, нас - двух медсестер - и женщины с четырехлетней девочкой, живших в доме Лейна в Штробле. Кроме того, у нас имеется американский эскорт из офицера и четырех рядовых.

Нас долго продержали на баварской границе, и в Мюнхен мы o прибыли в два часа ночи. От вокзала остался только огромный железный скелет. Местный Красный Крест приготовил для детей кофе и бутерброды, их кормят по очереди, вагон за вагоном. Спим мы плохо: очень тесно, скамейки жесткие.

Суббота, 1 сентября.

Шесть лет назад началась война. Кажется, будто целая жизнь прошла.

Сегодня рано утром проезжали Аугсбург, где кое-кто из моих спутников пытался умыться из водоразборной колонки на станции. Я снова заснула. Дальше мы ехали через Нюрнберг, Бамберг и Вюрцбург. С поезда все эти города выглядят одинаково - всюду развалины, всюду разорение. В Вюрцбурге мы довольно долго стояли. Я сошла и как следует помылась. Затем мы приступили к работе над нашими съестными припасами: резали хлеб (больше восьмисот буханок), намазывали его маслом, нарезали колбасу и тому подобное. Этим мы занимались дотемна.

Всюду, где мы останавливаемся, на наш поезд пытаются сесть люди. В основном это только что демобилизованные солдаты. Теоретически ехать с нами никому не разрешается, но наш офицер-американец человек добрый и пускает их в багажный вагон. Мы привилегированные: мы специальный конвой, и нас везде пропускают первыми. Пока что я не видела других пассажирских поездов - ни одного. Все гражданские лица ездят теперь на товарных поездах. Более того, не существует расписаний. Вообще Германия представляет собой удручающее зрелище.

Мы поразмышляли над картой, прикидывая, где мне лучше сойти. Некоторые мои спутники советуют мне доехать до самого Бремена и добираться в Йоханнисберг уже оттуда. Мне было бы любопытно взглянуть на ту часть Германии (она находится под контролем британцев), но это явно окольный путь, и делать это так, ради туризма, нет никакого смысла.

Сегодня вечером мы где-то остановились и начали раздавать еду. Я встала снаружи, дети цепочкой проходили мимо, лагерь за лагерем, и с поезда им подавали съестное. Детишки были славные и явно благодарны, особенно за белый хлеб, все время говорили danke schon [большое спасибо]. Когда мы закончили, подошли многие из тех посторонних, которых пустили к нам в поезд, и попросили еды для своих детей; у нас всего в избытке, так что мы накормили и их. Мы вставили свечи в кружки, и все повеселели, особенно другая сестра и секретарша, которые обе из Зальцбурга и возвращаются туда через два дня. Они поют венские песни, а все остальные подпевают. Мы снова обсуждали, как мне быть. Один из кондукторов сказал, что сходит за одну остановку до Фульды, где поезд простоит две минуты. Он посоветовал и мне: он устроил бы мне ночлег на станции, а на следующий день я села бы на поезд до Франкфурта. Что же до самой Фульды, то там делать нечего: город разрушен до основания и почти безлюден, а вокзала больше нет.

Когда до намеченной станции осталось совсем немного, мы собрались у двери вагона. У кондуктора был фонарь. Г-н фон Лейн и девушки держали наготове мой багаж. Мы проехали станцию медленно, но не остановились. Тем не менее кондуктор спрыгнул и отчаянно замахал своим фонарем машинисту, но тот, наоборот, ускорил ход. Так что мне ничего не оставалось, кроме как сойти в Фульде.