Берлинский дневник. Европа накануне Второй мировой войны глазами американского корреспондента

Еще одна краткая встреча с семьей, пока не разразилась военная гроза. В Берлине наиболее знающие люди считают, что Гитлер принял решение начать, если это будет необходимо, войну, чтобы заполучить обратно Судеты. Я сомневаюсь в этом по двум причинам: во-первых, германская армия еще не готова; во-вторых, народ решительно против войны. По радио целый день говорят, что Великобритания заявила Германии о своей решимости воевать в случае ее вторжения в Чехословакию. Возможно, но нельзя забывать, что три дня назад в передовой статье газеты «Times» чехов призывали сделать свое государство более «однородным», передав Судеты Гитлеру.

Атмосфера здесь, в Женеве, восхитительно нереальная. В понедельник открываются сто второе заседание Совета Лиги Наций и девятнадцатая ассамблея, и все интернационалисты собираются сюда, чтобы ничего не делать. Ситуация в Чехословакии даже не стоит в повестке дня и ставиться не будет. Кто же это на днях так хорошо сказал, когда мы прогуливались вдоль Женевского озера и увидели величественное здание секретариата Лиги Наций? Не помню. «Прекрасная гранитная гробница! Давайте полюбуемся ее красотой на фоне зеленых гор и холмов. В ней, мой друг, погребены несбывшиеся надежды нашего поколения на мир».

К концу месяца Тэсс с ребенком уезжают в Америку, чтобы организовать местожительство для получения ею гражданства. Я улетаю завтра в Прагу освещать там мир или войну. Почти убедил Си-би-эс, чтобы они разрешили мне делать ежедневные пятиминутные сообщения — революционер в радиовещательном бизнесе!

Вся Европа ждет окончательного слова Гитлера, которое он должен произнести на закрытии съезда нацистской партии послезавтра. А пока мы имеем два выступления: одно здесь — президента Бенеша, другое — Геринга в Нюрнберге, где всю неделю из уст нацистов звучали угрозы в адрес Чехословакии. Бенеш, говоривший из студии радиовещательной системы Чехословакии, был спокоен и рассудителен, казалось, даже слишком, хотя было очевидно, что он хочет сделать приятное британцам. Он сказал: «Я твердо верю, что не потребуется ничего, кроме моральной силы, доброй воли и взаимного доверия… Если мы мирным путем решим наши национальные проблемы… наша страна станет одной из самых прекрасных, наилучшим образом управляемых, самых богатых и самых справедливых стран мира… Я говорю не из страха перед будущим. Никогда в жизни я ничего не боялся. Я всегда был оптимистом, и сегодня мой оптимизм силен как никогда… Давайте сохранять спокойствие, но давайте будем оптимистами… и, главное, не забывайте, что вера и добрая воля сдвигают горы…»

Доктор Бенеш обращался и к чехам, и к немцам, я так это понял, поэтому, столкнувшись с ним в холле Дома радиовещания после окончания его выступления, я хотел броситься к нему и сказать: «Ведь вы имеете дело с бандитами, с Гитлером и Герингом!» Но у меня не хватило мужества, я просто поздоровался кивком, а он прошел мимо, маленький чех, крестьянский сын, который за прошедшие двадцать лет наделал много ошибок, но, когда все уже сказано и сделано, он выступает за соблюдение демократических норм, которые Гитлер готов уничтожить. Лицо у него было мрачное, совсем не такое оптимистичное, как его слова. И я не сомневаюсь, что он знает, в какое ужасное положение попал.

А вот другая речь, Геринга, в изложении Рейтер: «Мелкий сегмент Европы будоражит человечество… Эта ничтожная раса пигмеев (чехи) без какой бы то ни было культуры — никто не знает, откуда они взялись, — угнетает культурный народ, а за ним стоят Москва и проклятая маска еврейского дьявола…»

Прага, 11 сентября

Здесь все спокойно, но напряженность настолько ощутима, что ее можно резать ножом. Есть сообщения, что немцы сосредоточили двести тысяч солдат на границе Австрии и Чехословакии. В Лондоне — бесконечные совещания на Даунинг-стрит. В Париже Даладье совещается с Гамеленом. Но все ждут завтрашней речи Гитлера. Си-би-эс наконец дает добро на ежедневные пятиминутные репортажи отсюда, но просит предварительно телеграфировать, если я сочту новости не заслуживающими того, чтобы занимать мое эфирное время.

Прага, 12 сентября

Великий человек высказался. И войны нет, по крайней мере в данный момент. Такова первая реакция Чехословакии на сегодняшнее выступление Гитлера в Нюрнберге. Гитлер набросился на Прагу с оскорблениями и угрозами. Но прямо не потребовал, чтобы ему отдали Судеты. Он даже не потребовал референдума. Однако он настаивал на «самоопределении» судетских немцев. Я слушал речь Гитлера в доме у Билла и Мэри Моррелл в трансляции радиостанции Вильсона. Задымленная комната была полна корреспондентов: Керр, Кокс, Морис Гиндуш и др. Никогда не слышал, чтоб в речах Адольфа было столько ненависти, а публика была настолько на грани помешательства. Сколько яда было в его голосе, когда в начале своего продолжительного сольного концерта на тему мнимой несправедливости по отношению к судетским немцам он сделал паузу, чтобы подчеркнуть: «Я говорю для Чехословакии!» Его слова, его тон источали злобу.