Берлинское кольцо

«На какой черт мне сигареты! — рассердился шарфюрер. — Я пришел не за этим!» Но сверток взял и кивнул благодарно хозяйке, словно испытывал величайшее удовольствие…

— Все? — спросил он.

Аннета показала пальцами сумму, которую намеревалась получить. И была эта сумма весьма приличной.

«Одурачили! — вздохнул «аист». — Одурачили как последнего барана. У меня и денег таких с собой нет…» Он с явным огорчением полез в карман и, пошарив, извлек несколько мелких купюр.

Улыбка с лица Аннеты не исчезла, хотя «аист» на это рассчитывал. Продолжая мило, с лукавством поглядывать на несуразно длинного шарфюрера, она приняла деньги и сказала:

— Немецкий офицер может курить подарок Лилли.

«Подарок! Мне вовсе не нужен твой подарок, — зло сверкнул глазами «аист». — Мне нужен тот, кто позвал сюда». И шарфюрер решительно шагнул к двери, только что захлопнувшейся за Лилли.

— Нет! — запротестовала она.

Рука ее преградила путь шарфюреру, и была эта рука, при всей своей миниатюрности, крепкой и упрямой. Она далее оттолкнула «аиста».

— Кто там? — требовательно спросил шарфюрер.

— Я одна, — ответила Аннета.

— Лжешь! Ты с кем-то разговаривала.

— Одна, — повторила уже строго Аннета. — Разве немецкий офицер ревнивый?

Он не хотел верить, да и не нужна была ему эта отговорка сейчас, мешала. Поэтому, взяв за плечи Аннету, «аист» отодвинул ее, будто перенес с места на место, и, когда препятствие исчезло, отворил дверь. Аннета была, кажется, права. В соседней комнате никого не оказалось. Пустовала и третья комната, маленькая, выходившая окнами и дверью в сад, зеленый и уже цветущий…

Безлюдье не удивило, а озадачило «аиста» — он ясно слышал шепот. Значит, тот, главный, исчез. Не могла же Лилли разговаривать сама с собой.

— Где? — спросил он следовавшую за ним по пятам Аннету.

Она пожала плечами, пожала так, что нельзя было усомниться в ее искренности — она в самом деле была одна.

— Немецкий офицер курит сигареты? — произнесла Аннета со своей неизменной очаровательной улыбкой. — Пусть немецкий офицер курит сигареты… Это — испанские!

— Дура! — выругался «аист».

Аннета продолжала улыбаться, словно ее похвалили.

Он вернулся в переднюю, взял сверток и покинул домик. Покинул, даже не попрощавшись с хозяйкой.

По дороге в казармы шарфюрер свернул на тропинку, ведшую к зарослям шиповника, присел в тени и принялся рассматривать сигареты. Все пачки были запечатаны, лишь одна чуть надорвана. Он раскрыл ее.

Между сигаретами лежала свернутая вчетверо бумажка, тонкая, как шелковая ткань, и такая же прозрачная. И на бумажке всего несколько слов:

«Бегите из Нима. Вас ищет гестапо…»

А на другой стороне приписка, едва приметная глазом:

«Друзья встретят вас по дороге на Монпелье. Пароль…»

10

В белоэмигрантской газете, что выходит во Франкфурте-на-Майне промелькнула заметка на последней полосе в самом низу. Маленькая, набранная нонпарелью. Собственно, это была не заметка, а некролог. Ее хотели дать в траурной рамке, как обычно делают газеты в подобных случаях, но траурных рамок в последнее время стало появляться так много, что редактор счел неудобным добавить еще одну. В заметке сообщалось, что скончался на семьдесят втором году жизни старейший русский эмигрант князь Галицын, заслуги коего перед белым союзом в Германии велики и неоценимы. Соболезнование никому не выражалось, так как князь был одинок и не оставил после себя на этой земле никого.

Говорили, будто в редакции шел спор — публиковать сообщение о смерти Галицына или дать информацию о злодейском его убийстве. Князя нашли недалеко от ресторана «Тройка» мертвым, со следами ранения в область сердца. Жизнь Галицына прервало тонкое жало стилета, проникшее в грудную клетку сзади, видимо, когда он шел ночью домой. Князь всегда возвращался из ресторана пешком. И всегда один. Кто-то настиг старого, уже уставшего жить на этой грешной земле князя…

Кто-то. Не Ольшер. Ольшер воспринял смерть Галицына как личную неудачу. Галицын должен был передать ему сведения о человеке, похитившем на втором километре Берлинского кольца пакет. «Этот человек жив, — сказал Галицын, — и находится где-то недалеко». И добавил, что сведения о нем получил из Мюнхена от работника Туркестанского национального комитета, фамилию которого тоже назовет, но это будет уже «особое соглашение». Ольшер ждал князя в двенадцать ночи у главного вокзала. И не дождался.

Обычную причину, способную задержать человека, Ольшер сразу отбросил. Практика разведки обычные причины исключала — если не явилось на встречу лицо, обладающее важной тайной, значит, случилось несчастье — кто-то, заинтересованный в тайне остановил идущего или преградил ему путь.