Через две недели выяснилось, что перед Францией и Италией выросла новая проблема. Бини Смаги наотрез отказался уходить в отставку. Идея назначить итальянца Марио Драги на пост главы ЕЦБ уже получила у всех восторженные отзывы и в Европе, и на Уолл-стрит. Однако другой чиновник из Италии, уже входивший в исполнительный комитет Центробанка, чопорный итальянский аристократ Лоренцо Бини Смаги, неожиданно заявил, что не собирается никуда уходить. Пресса пустилась в домыслы: наверное, он просто напрашивается на “утешительный приз”. Может быть, он надеется получить назначение на должность председателя Банка Италии – место, которое теперь освобождает Драги? Поскольку Бини Смаги твердо стоял на своем, Саркози в очередной раз разозлился на Берлускони.
Саркози отправил в бой свою седовласую соратницу Кристин Лагард. Франция желала получить кресло за столом ЕЦБ.
Лагард встретилась с журналистами и рассказала им об обещании Берлускони разрешить неувязку с Бини Смаги, процитировав некоторые замечания, сделанные им во время римского саммита двумя неделями ранее. “Тогда, – сказала Лагард, – мы договорились о французском участии в правлении банка – возможно, о замене итальянского сотрудника. Нелогично, если одна страна будет занимать сразу два кресла”.
На тот случай, если до кого-то ее мысль все еще не дошла, Лагард выразилась еще яснее. “Логично будет, – объяснила она, – если один из итальянских членов правления, но не новоназначенный председатель, оставит свой пост с достоинством”.
Несмотря на прозвучавшее предупреждение, Берлускони ничего не мог поделать с упрямцем Бини Смаги: тот еще много месяцев отказывался уходить, дожидаясь, когда в ЕЦБ появится Драги. В свою защиту Бини Смаги говорил, что не уходит из принципа. “Если итальянский член правления уйдет в отставку просто потому, что об этом его попросил итальянский премьер-министр, это означало бы, что итальянцы, сидящие в Центробанке, лишены независимости”, – заявлял позднее Бини Смаги.
Берлускони вспоминает об этом несколько иначе.
“Бини Смаги пришел ко мне, – говорит Берлускони. – До этого он всем твердил о своем независимом положении и о том, что его нельзя силой сместить. А у меня в кабинете он заявил, что согласен уйти из Центробанка, но только если я назначу его председателем Банка Италии. Я, конечно, сразу решил, что не стану этого делать, потому что поддаваться на шантаж – это неправильно. Я сказал ему: «Вы что, не понимаете, что вредите дружбе между Италией и Францией? Успокойтесь, и мы найдем решение, которое вас устроит». Нет, Бини Смаги поступил очень некрасиво, – говорит Берлускони и снова качает головой. – Ну а реакция Саркози на всю эту историю оказалась чрезмерной – мягко выражаясь”.
Конфликт из-за назначений в Центробанке стал лишь одним из многих факторов, из-за которых в мае того года положение на мировых финансовых рынках ухудшалось. Кредитоспособность США впервые рисковала получить более низкую оценку. Французская экономика балансировала на грани падения. Долговой кризис Греции обострялся, и уже пошли разговоры о том, что Афины могут вообще выдавить из еврозоны. Италия тоже погрязла в долгах. Ходили слухи, будто долг Италии могут снизить из-за опасений, что греческий кризис поползет дальше и вызовет эффект “домино”. Над Европой сгущались грозовые тучи. Все ждали, что над мировыми финансовыми рынками вот-вот пронесется ураган небывалой мощи.
Тем временем в Италии продолжалось следствие по делу “бунга-бунга”, и всплывали все более неприглядные подробности. Берлускони становился предметом глумления не только в СМИ, но и в правительственных кругах в половине Европе. И сам он нисколько не улучшал положения, рассказывая на публичных встречах в верхах скабрезные анекдоты про “бунга-бунга”.
Пока Берлускони оставался в центре скандалов, на Николя Саркози и Кристин Лагард тоже посыпались обвинения в коррупции.
11 мая имя Лагард прозвучало из уст парижских следователей, занимавшихся так называемым “делом Тапи”. Речь шла о типично французском скандале, где финансы тесно переплетались с политикой. В дело были замешаны банки вроде
В Париже прокурор предлагал провести полное судебное расследование той роли, которую сыграла Лагард: по его словам, существовало “несколько оснований усомниться в правомерности и даже законности” решения о выплате компенсации и речь могла идти о “злоупотреблении властью”.