Бернард Корнуолл

- Коль советы невежи-шотландца вам не надоели, мистер Шарп, сдаётся мне, что наше спасение там.

Шарп недоумённо покосился на гипсовую Деву Марию, не понимая, о каком спасении толкует МакКеон. Спасение души, что ли? Глаза попривыкли к полумраку, и до Шарпа дошло, что это за странный узор из тёмных кругляшей украшает заднюю стену часовни. Донца бутылок, аккуратно сложенных за Божьей матерью. Бутылок, которые Харперу было приказано разбить.

- Вино?

Вопрос Шарпа вызвал у МакКеона безмятежную улыбку:

- Вы слыхали о чесноке?

- И слыхал, и ел.

- Тот чеснок, о коем я говорю, вряд ли пришёлся бы вам по вкусу. Это такой шип о четырёх концах. Как его ни брось, один луч будет торчать кверху. Кони ранят о чеснок мягкую сердцевину копыта…

Кляня себя, на чем свет стоит, за тугодумие, Шарп повернулся к рощице, в которую отступили его стрелки, и заорал:

- Харпер! Харрис! Купер! Перкинс! Ко мне, бегом!

Запела труба, и уланы выставили пики. Генерал Эру выехал вперёд. Драгуны сосредоточили огонь на мосте. Пули с визгом рикошетили от каменного ограждения и кладки форта. Если пожар разрушит держащиеся на честном слове стены крепостцы, вдруг подумалось Шарпу, они погребут под собой его роту.

Поминутно кланяясь свинцу, четыре стрелка подтянулись к командиру.

- Каждую вшивую бутылку разбить вдребезги, Пат, - отчеканил Шарп, - Разбить.

- Сейчас, сэр?! – во взоре Харпера ясно читалось опасливое подозрение: не тронулся ли капитан часом?

- На мосту разбить! Там, где пойдёт кавалерия. – отрывисто бросил Шарп, - И поскорее! Давайте, давайте!

Харрис и Перкинс, забравшись в часовню, доставали тёмно-зелёные посудины и передавали наружу. Харпер, Шарп и Купер швыряли бутылки на мост, норовя закинуть подальше. К трём стрелкам присоединился мистер МакКеон, его примеру последовало несколько красномундирников, потому что бутылок было видимо-невидимо. Четыре сотни, если быть точным, припрятал на поживу Лёгкой роте рачительный Харпер.

Не сносить бы ирландцу головы, но сейчас Шарп готов был его расцеловать.

- Быстрее! Быстрее!

Вновь подала голос труба, и до Шарпа донеслась тяжёлая поступь стронувшегося с места эскадрона.

На мосту разливалось море разливанное вина. Оно смешивалось с подсохшей кровью и обтекало мёртвые тела. А, главное, каждая склянка, разлетавшаяся на каменной вымостке, оставляла после себя горсть бритвенно-острых зелёных осколков. Дома, в Британии, зажиточные хозяйчики любили усыпать такими осколками верх каменных заборов для защиты от воров, о чём Шарп знал отнюдь не понаслышке.

Харрис и Перкинс вынесли из часовни последние бутылки и азартно метнули их туда, где уже громоздились груды битого стекла. Всё ближе топали копыта, глухо звякали уздечки. Шарп привстал. Драгуны прекратили стрельбу, желая своими глазами увидеть, как поляки насадят красномундирников на пики.

- Встать! – скомандовал Шарп, - Цельсь!

Приклады упёрлись в плечи. Измазанные кровью штыки смотрели вперёд, туда, где солнце играло на сколах зелёного стекла. Уланы, набирая скорость, въехали на мост. Шарп потянул из ножен палаш. Подалось оружие не сразу. Мешала не стёртая вовремя с лезвия кровь. Кто-то из драгунов выстрелил, стоящий в первом ряду красномундирник со стоном выронил оружие и упал. Сержант Хакфилд сноровисто оттащил его назад.

- Сомкнуться! Сомкнуться!

Драгуны, будто опомнившись, возобновили стрельбу, но палили реже, боясь всадить шальную пулю в спину уланам. К тому же в дело вступили стрелки.

- Пли! – рявкнул Шарп.

Тридцать мушкетов харкнули огнём пополам с дымом. Жалобно заржала лошадь.

- Перезаряжай! Живо! – надсаживал горло капитан, - Перезаряжай!

Первым в разрывах порохового дыма показался не улан, а почему-то гусар, хотя и с пикой. Его чёрный жеребец ударил по стёклам передними ногами, и взвился на дыбы. Лошади уланов, следовавших за гусаром, проскакали по осколкам. Один конь вздыбился, тряся искровянёнными копытами, второй не удержался на ногах и тяжело рухнул набок. Сзади вылетали новые и новые уланы, врезаясь в первых трёх и друг в друга.

Лязг шомполов в стволах затих.

- Цельсь!

Просверк штыков на вскинутых ружьях.

- Пли!

Чёрного жеребчика вместе с гусаром-наездником выбросило далеко перед кровавой кучей-малой, образовавшейся там, где атака улан была остановлена стеклом и свинцом.

Шарп растолкал своих парней и, отшвыривая ногами крупные осколки, порысил по липкой от вина брусчатке к придавленному тушей раненого коня гусару. Лицо француза кривилось от боли. Узрев приближающегося стрелка, он попытался поднять пику. Шарп отмахнулся палашом, схватил гусара за шиворот и рывком выдернул из-под лошади. Гусар заорал: стекляшки располосовали ему бедро. Шарп отпустил воротник кавалериста, развернулся. Из седельной кобуры торчала рукоять пистолета. Шарп достал его, взвёл и выстрелом в темя прервал мучения жеребца. Отбросив пистолет, он подволок пленника к своим и, указав палашом на мешанину человеческой и конской плоти, приказал:

- Гарри! Веди роту туда. Чем не баррикада? Прапорщик!

Хики понадобился, ибо говорил по-французски.

- Прапорщик!