Тихонько, шаг за шагом, подходила старая женщина с утихшим ребенком на руках к зверю. Варька испуганно хлопала глазами, но не верещала больше. Ольг обхватил шею берицы руками бесстрашно, готов был удержать ее и даже убить, если только она попытается причинить вред его женщинам, но берица смотрела смирно и грустно, послушно обнюхала маленькую Варькину ручонку, но погладить себя не дала, заворчала тихо и обратно в клетку уползла.
Представление было окончено. Варьку зверь признал. А заодно — и марику к себе допустил, что народ удивило, но не слишком: все же про ведьму лесную уже многие слышали. А всем известно, что ведьмы с любым зверьем ладят, такова их сила.
Глава 21. Приживалки
Памятуя о том, что все на них смотрят, Ольг зверю низко поклонился, кивнул странно задумчивому Никитке, отобрал у ведьмы Варьку и сунул в руки хмурой Сельве. Сам же крепко ухватил за рукав Марику, чтобы только она не подумала сбежать, и потащил было ее в сторону дома, да путь ему перегородил странного вида северянин, огромный, бородатый, в меховом наряде. Ольгу пришлось поднять голову, чтобы заглянуть незнакомцу в глаза, это ему не понравилось. Не так уж много людей на жизненном пути Бурого были выше него ростом. А взгляд у северянина был странный, глаза такие черные… как у Аасора, пожалуй. Шаман ихний, не иначе. Только этого Ольгу и не хватало!
— Чего тебе надо, ведун? — спросил княжич на хьонском. Языки он учил с самого первого дня, как приехал в земли моров. Знал уже и хьонский, и немного дарханийский, а еще разумел почти все степные диалекты.
Хьонн явно удивился тому, что к нему обратились на его наречии, лицо у него тут же сделалось менее сердитым. Тем не менее, северянин повел плечами и ответил:
— Женщину отпусти, человече, куда ты ее ведешь?
Марика встревоженно глядела то на одного, то на второго, явно не понимая их разговора.
— Домой веду, — сказал Ольг чуть удивленно. — Это моя женщина.
Про любовь говорить не стал, во-первых, это дело только между ним и Марикой, а во-вторых, пока проклятье не снято, не стоит кричать на все четыре стороны, что княжич Бурый придумал на ведьме жениться, не то сочтут юродивым и запрут в тереме. Навеки.
— Твоя раба? — переспросил хьонн недоверчиво.
— Моя… я обещал ей защиту и крышу над головой.
— И поэтому она жила у нас на кнорре, да.
— Ты почему ушла? — строго спросил Ольг Марику уже на понятном ей языке. — Обидел кто? Злое слово сказал?
Марика задумчиво поглядела на бледного испуганного Никитку, что прислушивался к их разговору, явно ожидая, когда на его голову посыплются камни. Жалко дурака, как лучше ведь хотел!
— С Никитой поругалась и ушла, — наконец, ответила ведьма. Не стала говорить, что он ее выгнал, но и сильно врать не захотела. — Выдрал бы ты его на конюшне, княжич, а то ни во что тебя не ставит, делает все по-своему. Какой же он воин, если команды не умеет выполнять?
— Он боле и не воин, а тиун, — сердито пробормотал Ольг, оглядываясь и взглядом обещая непокорному строгое наказание. — Прости за моих людей. Это моя вина, я их распустил совершенно. Больше такого не будет. Отныне никто в твою сторону даже не взглянет, если я так скажу. Пойдем домой.
— Пойдем, — тихо сказала Марика, опуская глаза.
За прошедшую седмицу она в полной мере оценила и теплую постель, и печь, и горячую кашу по утрам. Как ни старались хьонны, так и не смогли они для женщины создать уютное гнездышко. Ночевать почти что под открытым небом, под ненадежным парусиновым навесом, продуваемым всеми ветрами, Марике крайне не понравилось. Холодно, мокро, зябко, даже если в шкурах. Помыться негде, по нужде бегать на нос корабля, где был отгорожен закуток, на виду у всех мужчин, невзирая на снег и дождь, но самое неприятное — это полное отсутствие уединения. Марика, привыкшая к одиночеству в лесу, ни на миг не оставалась одна. Ее ободряли, поддерживали, развлекали сказаниями и песнями, а она отчаянно страдала от того, что не может даже умыться без чужих глаз.
Хорошо еще, что она ведьма, а это значит, что силой своей умеет поймать в самом начале любую немощь. Она уже сто раз заболела бы, если б не заговоры и укрепляющие отвары.
Нет уж, лучше она будет терпеть злые слова Никитки и темные взгляды Ермола, чем останется зимовать у хьоннов. А ведь еще и морозов особых не было, даже река не встала!