Ясно было даже Марике, она улыбнулась невольно. Хорош Бурый, наконец-то в своем доме порядок наводить взялся. Таким он Марике еще больше люб был.
— А ты, Никита Симеонович, много воли себе взял. Я кому сказал, за каждую монету отчет держать будешь? Тебе? Так вот и держи. Писать не умеешь — не мои заботы, учись. Это не так уж и сложно. Катерина твоя умеет, а ты что же, лентяй и дурень? И вот еще, узнаю, что ты кого-то в дом принял или выгнал кого, со мной не согласовав, бить буду. Плетьми и на конюшне, за самоуправство.
— Так не было ж тебя, Ольг Андриевич, — жалобно проблеял Никитка. — А слуги нужны были.
— Повариху оставляй, отроков двух, рыжего Ивана и еще этого, с ушами. Остальных двоих в шею гони. Один к девкам пристает, а другой масло со светильников сливал, я глазами своими видел. Вор — он и в малом вор, и в большом. И девок всех взашей. Та, которая Маланья, в моих вещах копалась и глазки мне строит, не потерплю. Да и остальные такие же. Я как Матвей Всеславович, лучше сам сирот возьму, что не за деньги меня любить будут, а из благодарности.
— А Катька? — потерянно спросил Никита.
— А что Катька? Катька хоть и дура, но своя давно. Пусть остается, конечно. Толку от нее нет, так и вреда немного…
Марика усмехнулась. Вот, значит, как, Ольг Андриевич. Не нравится вам, что бабы на вас смотрят… Забавно.
22-2
Судя по шагам, и Никитка, и Сельва ушли, даже убежали.Видимо, Ольг умел быть убедительным, когда этого хотел. Марика осторожно выглянула в коридор, убедилась, что никого нет, и подкралась к княжеской спальне. Очень ей хотелось хоть одним глазком посмотреть, чем Ольг занимается. Ей казалось, что она была тише мыши, даже юбка не шуршала и ни одна половица не скрипнула. А только не успела она к двери приоткрытой приблизиться, как ее подхватили сильные руки и в опочивальню затащили. Дверь же за спиною захлопнулась и скрежетнула засовом.
Ведьма только пискнула коротко от неожиданности.
— Подслушивала? — мурлыкнул Ольг ей в ухо. Невольно Марика задрожала от такой близости. — Любопытная!
— Поговорить шла, — не созналась женщина.
— О чем?
— О колдовстве.
От неожиданности княжич выпустил ведьму из крепких объятий. Та отступила на шаг, поправляя одежду и втайне сожалея. Ей нравилось быть так близко к нему.
— Что опять стряслось?
— Ты знаешь, что в Бергороде есть колдунья? Черная, судя по всему?
— Откуда? Никогда подобными глупостями не интересовался. До недавних пор — и не верил. Думал, что добрый меч и славный лук любого проклятья сильнее.
— А вот есть. Ты странного в своем доме не замечал?
— Нет.
— А послушай, болезнь, тебя едва не сгубившая, откуда взялась?
— Женщина, я от тебя по лесу по стылой земле босиком убегал, что тот ушан. И с голой грудью. В одних портках, помнится. Немудрено и простыть было.
— Ну да, — Марика взволнованно заходила по комнате, терзая пальцы. — Может, и так. А в вещах своих лишнего не находил? Иголок там, платков чужих?
— Нет вроде, а что?
— Катерина тебя приворожить хочет. Ну что ты ржешь как конь, я же серьезно!
Но Ольг хохотал до слез. Останавливался, смотрел на сердитую Марику и снова смеялся. Все же не слишком-то он и умный, этот потомок Бурых!
— Послушай, я на Катерину не взгляну, даже если она одна в целом мире из баб останется, — наконец, выдавил из себя Ольг. И едва только Марика собралась возмутиться, добавил: — Она же дура! Как есть, упрямая и вздорная дура.
— Красивая.
— Очень красивая. Но дура.
— А тебе непременно умную подавай?
— Да никто мне, кроме тебя, уже не нужен, милая. Ни Катьки, ни Машки, ни Златы всякие. Только ты, ведьма. Что толку меня привораживать, когда я и так уже тобою околдован?
И снова ее к груди прижал. Ах, как его не любить?
— Я к колдунье вечером пойду.
— Зачем?
— Спросить про проклятье.
— Я знаю, как его снять. Нам нужно пожениться.
Марика дернулась, больно ударившись макушкой о подбородок мужчины.
— Ты рехнулся? Как ты это представляешь? Я, княжич Бурый, перед честным народом беру в жены старую ведьму? Тебя ж в тереме запрут, как умалишенного.
— Проклятье спадет, и все увидят, что ты красавица.
— А если не спадет, что тогда?
Ольг промолчал угрюмо.
— Глупый, тебе еще жить да жить! Что же ты творишь? То к беру в кусты лезешь, то на ведьме жениться придумал, разве можно так?
— Нужно, — буркнул княжич. — Это и есть настоящая жизнь. Испытания, битвы, трудности… А не в тереме сидеть и о подвигах только в песнях слушать.
— Я за тебя замуж не пойду, так и знай.
— Пойдешь, никуда не денешься.
— А будешь неволить — обратно к хьоннам уйду. А потом уплыву с ними на край света.
— Не жалко северян? Я же корабли снаряжу и на них войной поплыву.
— Ради чего? — закричала Марика, не сдержавшись. — Ради ведьмы закодованной?
— Ради женщины любимой.
— Да ты ж меня настоящей даже не видел! А вдруг я тебя обманываю? Вдруг я чудище лесное?
— Глазами не видел, а руками чувствовал. И сердцем.
Ну что тут было ответить?
— Мне нужна рубашка твоя. Для Катьки, ворожить будет.
— Еромолову давай ей дадим? Или вон Маркову?
— Мне интересно, что колдунья скажет.