Берсерк

Он отвернулся и хлопнул дверью. Я осела на землю. Олав ничего не понял: ни моей любви, ни моей ревности… А чего я хотела? Неужели впрямь верила, что он оставит Гейру? Он отверг меня, выбросил, как истрепанную подстилку… Значит, негоже и мне сидеть под его крыльцом! Пусть я не столь благородна, как Гейра, и не столь красива, но никому не удастся втоптать меня в грязь!

Покачиваясь, я поднялась и отряхнула ладони. Нужно идти назад, в селище… Перед глазами маячило сердитое лицо Олава, а в ушах все еще звенели его обидные слова. Значит, он не считает меня женщиной?! Не верит, что на мне можно жениться? И как он насмехался над Бьерном, говоря, что кормщик…

Я остановилась. Неужели именно это и собирался предложить мне Бьерн?! Но почему же он промолчал? Ух как бы тогда я отомстила Олаву за его поганые слова! Я стала бы кормщику самой верной женой, я бы мыла ему ноги и вышивала рубахи, а Олав тысячу раз пожалел бы о своих грязных обвинениях! Проклятая Гейра кусала бы локти от злости, что ее суженый нахваливает чужую жену! Представив искривленное злобой лицо княжны, я улыбнулась. Да, это была бы сладкая месть!

Бьерн перехватил меня по дороге. Он возник на тропе — как всегда, спокойный и невозмутимый, но ничего не сказал, только кивнул и, повернувшись, зашагал рядом.

— Была у Али, — сглотнув слезы, поведала я. 0ц опять кивнул:

— Я так и подумал.

— Али сказал, что когда-то ты хотел жениться на мне.

— Хотел, — сдержанно ответил кормщик. — Тогда было сложно — тебе не верили и Али тоже. Я мог спасти вас обоих. Теперь другое дело: люди довольны, и им нравится сытое и спокойное житье. Когда Али женится, он станет здесь конунгом, а его воины тингманнами — чем плохо?

— Мне! — Я покосилась на Бьерна. — Ты предлагал жениться на мне, чтоб помочь Али?

— Может быть.

— А если нужно помочь только мне — ты возьмешь меня в жены?

Взгляд кормщика ощупал меня с головы до пят и остановился на зареванном, опухшем от слез лице:

— Это ничего не изменит. Али любит ее…

— Ну и наплевать! — сорвалась я — Наплевать! Я тоже хочу жить! Понимаешь?!

— Понимаю. — Он потянул меня за руку и послушно, словно тряпичная кукла, я поплелась следом.

— Али хотел тебе добра, — объяснял Бьерн. — Он надеялся, что ты сумеешь найти здесь свое счастье, так же как он нашел свое. Не его вина, что этого не случилось.

— Но и не моя, Бьерн! — чуть не плача, выкрикнула я. — Я тоже не виновата! Проклятые берсерки изуродовали мое лицо, и теперь никто не хочет даже ласково поглядеть на меня, а уж тем более жениться! Никто не видит, что я не хуже других девок! Вот и ты отказываешься…

— Я не отказываюсь.

Как не отказывается?! Неужели…

— Нет?

— Нет.

— Но ты ж меня не любишь?

— Ты меня тоже…

Он был прав, но я вытерла, слезы и клятвенно приложила руки к груди:

— Я полюблю тебя, Бьерн. Правда.

Он улыбнулся:

— Надеюсь. Все мои женщины любили меня. И все по-разному… Но мы слишком долго говорим об этом. Пошли…

И мы пошли.

А на другой день, когда в селище нагрянули Олав с Изотом, Бьерн взял меня за руку, вытолкнул вперед и громко, будто доказывая что-то всему миру, заявил:

— Это моя жена, и пусть об этом знают все. Глупо озираясь, я скривилась в улыбке, селищенцы зашумели, а Олав сморгнул, вымученно улыбнулся и хлопнул кормщика по плечу:

— Вот и хорошо.

Но ему не было хорошо. Это было заметно по его настороженно-растерянным глазам и задумчивому лицу. Тогда я еще не знала, что с этой же ночи забуду о нем, поэтому, встречая его обеспокоенный взгляд, чуть не прыгала от радости. Месть свершилась!

Весь день Марша объясняла мне, как и что нужно делать, чтоб понравиться Бьерну в первую ночь, но едва я оказалась в постели кормщика, все ее наставления вылетели у меня из головы. Я просто панически боялась своего мужа! Трясясь от страха, я залезла под шкуру, натянула ее до самых глаз и принялась ждать его настойчивых ласк, но Бьерн вел себя так, словно вовсе не жаждал обладать мною. Страх прошел. Осмелев, я принялась разглядывать его крепкое, сухое тело и заметила проползший с бока на грудь шрам.

— Что это?

Он улыбнулся:

— Это мой старший сын Уве. — И слегка приподнял руку, показывая еще один шрам, чуть покороче первого: — А это мой младший, Альдран.

— Они хотели убить тебя?

— Они хотели стать богатыми и знатными и не хотели ждать, — коротко ответил Бьерн. Никогда раньше он не говорил со мной так откровенно.

— Это правда, что ты убил их?

— А кто же у тебя остался?

— Сестра. Она очень могущественная женщина и живет в Римуле. Ее зовут Тора.

Ему было так больно, что я почувствовала это.

— Ты любишь ее?

— Она моя сестра…

А я-то думала, что он сделан из железа и дуба. Как я ошибалась!

Бьерн не хотел, а может, просто не умел плакать, и тогда я заплакала за него. Он утешал меня, говорил что-то ласковое, прижимал к груди, и я забыла о страхе и стыде. Захотелось всегда быть рядом с ним, слышать его спокойный голос и ощущать надежное тепло рук. Страсть к Олаву показалась глупой, как детская прихоть.

— Бьерн, — шептала я. — Бьерн, Бьерн, Бьерн…