Берсерк любви

Источник рыка был светло – рыж. Грива на голове, шея и плечи – единая скала. Руки, словно два ствола, вросших в камни. Его овальное, с некоторыми чертами угловатости лицо исказилось веселым оскалом – Сундрарит в очередной раз не сомневался в добром для себя исходе.

– Я лучше призову Донара с его молотом. Ешь тебя тролли!

Но квадратное лицо Аго не омрачилось и тенью страха, а в серых, словно пепел, глазах пробежали искры задора. Однолетки – они соперничали, как им минуло десять зим. Его губы так и расползались в улыбке, пока ноги обвитые шнурами сандалий пружинили вниз по ступеням.

Друзья надели кожаные куртки с нашитыми металлическими пластинами. Обмотали кусками сукна предплечья и бедра – иногда спасало от кровавых синяков. В двадцати шагах перед ними три пары молодых воинов лязгали тупыми мечами. Левее – бросали короткие копья: они с глухим стуком отбивали щепки от бревен – мишеней. А в десяти шагах правее длинные копья с широким лезвием кромсали мешки с сеном на столбах.

Три всадника влетели во двор. Взмыленные кони чуть не снесли двух рабов. Те благо оказались расторопны – отскочили. Меньше повезло блестящим красным яблокам и желтым в крапинку грушам – рассыпались из мешка. Теперь они смачно хрустели под копытами, превращаясь во фруктовый джем на зеленой траве.

Аго не сразу обернулся – щит никак не садился на локоть. И благо не видел, кто вошел в залы отца. Но друг подвел.

– Баварский коротышка окреп за последние две зимы, – сказал Сундр, – видать около трона мясо жирнее.

После новости ощутил натиск сердца на ребра. Но, как крепость сдерживает натиск, так и он умерил пылкость лица. Только нехорошо блеснули глаза. Наконец усадил деревянную черепицу Вальхаллы на руку, и с излишним остервенением схватил меч, а также резанул:

– Начнем!

– Ешь меня тролли! Ты никак не забудешь?

Аго ощутил, как жар изнутри обжег лицо.

– А ты не забыл…, – ударил плоскостью клинка о щит, – …как прошлый раз, нахватал от меня синяков.

– Агилульф, поспеши к отцу! – крикнул, вышедший на крыльцо оруженосец герцога, – прибыли гонцы королевы.

– Держи, – сунул щит и меч Сундру, сбросил обмотки и кивнул в сторону молодых воинов, – поучишь пустобородых.

Уже около крыльца услышал запоздалый ответ находчивого друга: «Просто ты сговорился с хитрецом Локи, потому так твой меч синячил мне спину».

«Она помнит. Вот и я не забыл». Опять накатила сердечная нега, что искрила в груди, а потом вытекла как из дырявого сосуда. Остался только горелый налет. После темной, как туча, вести – спустя зиму после их беседы на озере – о помолвке Аутари с дочерью баварского герцога. Долго не верил. Затем почти забыл. Но в середине того же лета туринский епископ Ладвиг, потряхивая от волнения жиденькой бородкой, принес книгу. И держал, словно мать младенца.

– Понтифик Пелагий передал королеве только… два…два таких Евангелия. И…и она отдала одно мне, если я… нет, ты…, мы проникнем в ядро знаний, – запинался пухлый старикашка, поглядывая с надеждой и верой, – Я… обещал ей, что… се…семена истины взойдут из этих молитвенных те…текстов.

От этих воспоминаний Аго почувствовал, как губы кривятся в ухмылке – епископ не сдержал обещание.

3

– … Значит, Аутари настолько плох, что пора выбрать короля, – сказал отец величаво – густым голосом, когда Аго вошел в главный зал.

Гундоальд стоял спиной к входу с двумя квадратными баварами – наемниками по бокам и чуть сзади. Макушкой он едва доставал им до плеч и смотрелся квелым кувшином, зажатым между двумя бочками. Ножи дневного хозяина неба раскидали сумрак по каменным углам. Ансвальд, герцог Турина, сидел за деревянным столом шириной с повозку, а по длине уселись бы две дюжины воинов, едва касаясь плечами. Вдоль стен дымили факелы, добавляя в спертый воздух горечь смолы.

– Королева призвала всех герцогов собраться немедля.

Аго встал слева от герцога. Другую сторону неизменно занимал верный скильпор – оруженосец.

– Приветствую тебя, Гундоальд, сын Гарибальда – кивнул Аго, – Как нам принимать столь высокородных гонцов?

По безволосому лицу брата Тео не скользнуло ни тени обиды или злобы, будто камни – слова, упали в озеро, но не тронули водную гладь.

– Теоделинда просила, чтобы я с отрядом сопроводил герцога в столицу.

Герцог наклонился и хлопнул мясистыми перстами по дубовым доскам. Борода, что скрутилась с длинным лесом головы, заколыхалась русо – серебристыми волнами. Аго видел, что отец задет за живое. От упоминания баваров он всегда морщил лицо и ругался с приподнятой верхней губой.

– Баварская Рюг⁴, что скоро назовут вдовою, присылает наемников охранять меня?!

Аго удивился спокойствию бавара: у Гундоальда только уголок рта на миг приподнялся в презрительной ухмылке.

– На границе франки собирают войско. И много говорят о разбойниках Лесной Девы, что кровавят лезвия рядом с Турином. Давно пора вздернуть.

– Лесная дева совершила лишь грабеж двух крестьянских повозок, – решил он вмешаться, – и обобрала несколько пьяных воинов. Остальные кровожадные подвиги – пока слухи.

Иссиня – серые глаза Гундоальда, словно ножи резали герцога, а затем воткнулись в Аго.