Берсеркер. Книги 1-11

Видимо, эта сцена не произвела на берсеркера ни малейшего впечатления. Во всяком случае, Учитель никак не прокомментировал возмутительное поведение живой единицы.

Впрочем, подумал Гифт, Учителя могло отвлечь некое неизвестное людям обстоятельство, помешавшее ему продолжить наблюдение.

Гифт несказанно дивился дерзости пленного Тамплиера. Это было своего рода безумие, возможно, вызванное действием каких-то наркотиков. Время от времени беспомощный пленник снова начинал петь песню — ту самую, которую когда-то рычал Траскелук.

Вижу Господа в сиянье окруженных лагерей,
Где в лугу сыром разбиты сто походных алтарей,
При свечах читаю речи, коих не было мудрей.
Время Господа грядет! Вижу огненные строки,
зрю расплавленную сталь…

Песня еще раз возбудила любопытство берсеркера. Машина прервала ее и скрипучим голосом спросила, что означают слова о расплавленной стали.

— Ты расскажешь это либо сейчас, либо позже, во время допроса.

Но Тамплиер продолжал петь:

Лаваль переключил внимание на Флауэр и вновь начал расспрашивать ее. Голос «вице-короля» был вкрадчивым и тихим, но в его манерах появилось нечто садистское. Он стал рассказывать девушке про страшные мучения, которым обычно подвергают пленников, и принялся убеждать, что ее статус доброжила пока ничем не подтвержден.

Гифт хотел было прикрикнуть на мерзавца, но понял, что это отнюдь не облегчит Флауэр жизнь.

Кроме того, Лаваль сумел намекнуть, что Гаврилова тоже нельзя считать настоящим доброжилом.

Естественно, Гаврилов возмутился, и мужчины обратились к машине, попросив рассудить, кто из них прав.

Скорее всего слова Лаваля были пустой болтовней. Как только люди сообщали машине всю полезную для нее информацию, их быстро убивали. В конце концов, целью берсеркеров была смерть, а не боль. Боль — часть жизни.

Уничтожение органических тел, как и все остальное, связанное с людьми, было делом грязным, хлопотным и требовало от убийц множества дополнительных усилий. Следовало удостовериться, что все микроорганизмы, неизбежно существовавшие в телах соларианцев, также тщательно истреблены. Микробы тоже были живыми организмами — следовательно, их требовалось уничтожать. Берсеркерам удалось вычислить, что к той же категории относятся и вирусы.

Среди специалистов, никто из которых в глаза не видел настоящего берсеркера, было широко распространено мнение, что в обмен на сотрудничество машины даруют пленникам быструю смерть, выкидывая их голыми в космос. Или бросая в некое подобие огненной печи, где органика становится топливом для двигателей и где не могут выжить даже микроорганизмы, неизменно присутствующие в телах зложити.

Наконец Лаваль отпустил Флауэр. Ненадолго. В его взгляде читалось садистское удовлетворение. Все равно никуда не денется.

Воспользовавшись тем, что мужчины продолжили диспут, Флауэр незаметно отделилась от остальных. Тем временем безымянная женщина снова вернулась в свою конуру. Блуждания Флауэр привели ее к клетке Гифта. Девушка хотела понять, что с ним случилось.

Нифти жалел Флауэр и сказал об этом, когда она пришла к нему. Однако помочь ей он был не в состоянии. Гифт зашел слишком далеко и знал, что уже мертв.

Именно над этим он сейчас и думал. Худшее уже случилось: он оказался в лапах берсеркера.

Эта мысль доставила ему странное облегчение.

Неожиданно обретя покой, измученный Нифти сумел ненадолго задремать… и тут же увидел во сне Траскелука и Террин.

Через несколько минут Гифт открыл глаза и увидел смотревшую на него сквозь дверь Флауэр.

— Я боялась, что ты умер, — прошептала она.

— Так оно и есть, — после короткой паузы ответил Нифти.

Девушка смотрела на него непонимающим взглядом. Это было смешно, чертовски смешно, но Нифти чувствовал, что она боится больше, чем он.

— Вообще-то я мертв уже примерно стандартный месяц, — сказал ей Гифт. — Одна из ваших машин убила меня на другом конце Залива… Нет, беру свои слова обратно. Это я сам убил себя.

— Не понимаю…

Нифти попытался взять ее за руку, но едва заметная дверь воспрепятствовала этому.

— Это неважно.

Вскоре Флауэр ушла, и Гифт, облаченный в неудобный скафандр, неуклюже заковылял на свой наблюдательный пункт. Все доброжилы, включая Лаваля, не находили себе места: драгоценный Учитель не находил времени сказать им доброе слово. Но Гифту жаловаться было не на что — пока машины не сделали ему ничего плохого. Если же говорить о физических неудобствах, то его нынешние условия не слишком отличались от условий военных транспортов, которыми обычно летал Гифт, непривычный к гражданским рейсам.

Носимый ветром Гифт, подумал он. И тут его мысли стали пугающе ясными. Как будто до того он был одурманен, даже во время стычки корабля-шпиона с берсеркером, а сейчас очнулся. Одурманен не наркотиками. Нет, чем-то иным…

Сам ад не страшен человеку в его состоянии. Сам ад…

* * *